Королева Воздуха и Тьмы

— Ну, если вы хотите войти, то входите. Только не стойте здесь, впуская холодный воздух внутрь.

Палатки были достаточно высокими, чтобы в них стоять, без мебели, за исключением ковриков и постельных принадлежностей. Диана снова опустилась в свое гнездо из одеял, Джулиан прислонился к ее сумке, а Эмма села на пол, скрестив ноги.

— Извини, что разбудили тебя, — сказал Джулиан, как всегда дипломатично. — Мы не знали, когда еще сможем поговорить с тобой.

Она не могла не зевать. Диана всегда на удивление хорошо спала в ночь накануне битвы. Она знала Сумеречных Охотников, которые не могли уснуть — их сердце колотилось от напряжения, и они не спали всю ночь, но она не относилась к их числу.

— О чем вы хотели поговорить со мной?

— Я хочу извиниться, — сказал Джулиан в то время, как Эмма заинтересовалась протертым коленом своих джинсов. Эмма была сама на себя не похожа… с недавних пор, подумала Диана. С тех пор, как они вернулись из того другого мира, хотя подобный опыт изменил бы любого. — За то, что давил на тебя, вынуждая стать главой Института.

Диана прищурилась.

— Что заставило тебя извиниться?

— Твоя версия из Туле поведала нам о твоем пребывании в Бангкоке, — сказала Эмма, кусая губу. — Но ты не обязана говорить с нами о чем-либо, если не желаешь этого.

Первая реакция Дианы была чисто рефлекторной. Нет, я не хочу говорить об этом. Не сейчас. Не накануне битвы, не тогда, когда ее голову занимало столько мыслей, не сейчас, когда она беспокоилась о Гвине и пыталась не думать о том, где он находится или что может завтра сделать. И все же. Она собиралась рассказать Эмме и Джулиану именно то, о чем они ее спрашивали, когда выяснилось, что она не может с ними связаться. Она вспомнила свое разочарование. И какой решительной она была тогда. Она не обязана была им рассказывать эту историю, но она обязана была себе поделиться ею с ними. Они оба сидели и молча смотрели на нее. Они пришли к ней в ночь перед битвой, именно за этим — не для того, чтобы успокоить или дать ей понять, что это был ее выбор: рассказать им или нет. Она откашлялась.

— Значит, вы знаете, что я транссексуал. Знаете ли вы, что это значит? Джулиан ответил:

— Мы знаем, что когда ты родилась, то тебе присвоили пол, который не отражает то, кем ты являешься на самом деле. Что-то в Диане расслабилось, и она засмеялась.

— Кто-то лазил в Интернете, — сказала она. — Да, это так, более или менее.

— И когда ты была в Бангкоке, то воспользовалась медициной простецов, — сказала Эмма. — Для того, чтобы стать той, кем ты являешься на самом деле.

— Девочка, я всегда была той, кто я на самом деле, — сказала Диана. — В Бангкоке Катарина Лосс помогла мне найти врачей, которые изменили бы мое тело, чтобы оно соответствовало тому, кто я есть, и людей, которые были похожи на меня, чтобы помочь мне понять, что я не одинока. — Она откинулась назад на скрученную куртку, которую она использовала в качестве подушки. — Позвольте мне рассказать вам историю. И она поведала им историю своим тихим голосом. Она мало чем отличалась от того рассказа, который она поведала Гвину, поэтому эта история и успокоила ее сердце. Пока она говорила, она наблюдала за их реакцией: Джулиан был спокоен и молчал, Эмма же реагировала на каждое слово расширенными глазами или же кусая губы. Они всегда были такими: Эмма выражала то, что Джулиан не мог или не хотел. Такие похожие и такие разные. Джулиан заговорил первым, когда она закончила свой рассказ.

— Мне жаль твою сестру, — сказал он. — Мне так жаль.

Она слегка удивленно посмотрела на него, но затем… ну конечно же, именно это и вызвало бы эмоциональный отклик у Джулса, разве не так?

— В некотором смысле, самой сложной частью из всей этой истории была именно невозможность говорить об Арии, — сказала она.

— Гвин знает об это, верно? — Сказала Эмма. — И он хорошо отнеся к этому? Он добр к тебе, не так ли? — Ее голос звучал свирепо, так, как Диана никогда не слышала ее прежде.

— Это так, уверяю тебя, — сказала Диана. — Для того, кто пожинает мертвых, он удивительно чуткий.

— Мы никому не расскажем об этом, если ты не попросишь об обратном, — сказала Эмма. — Это твое дело.

— Я беспокоилась, что они узнают о моем лечении, если я когда-нибудь попытаюсь стать главой Института, — сказала Диана. — Что меня заберут у вас, дети. Накажут изгнанием. — Она сжала руки на коленях. — Но Инквизитор все равно узнал об этом. Эмма выпрямилась.

— Узнал? Когда?

— До того, как я бежала из Идриса. Он угрожал разоблачить меня всем в качестве предателя.

— Он такой ублюдок, — сказал Джулиан. Выражение его лица было напряженным.

— Вы злитесь на меня? — Спросила Диана. — За то, что не рассказывала вам раньше?

— Нет, — сказал Джулиан, его голос спокойным и твердым. — У тебя не было причин делать это. Ни разу.

Эмма подвинулась ближе к Диане, ее волосы казались бледным ореолом в лунном свете, струящемся через навес палатки.