Гилас побежал за шпагами. Грипсолейль встал, отплевался от пыли и отряхнул костюм. От его былой ярости не осталось и следа.
— Вашу руку, господин Монир, — сказал он своим обычным двусмысленным тоном. — Вы доставили мне огромное удовольствие. Когда-нибудь я убью вас, но с этим еще успеется. Теперь же воистину надо выпить, ибо я наелся земли.
— Предлагаю отличное заведение под вывеской «Туфля королевы», на Липовой улице, — сказал Вивиль Генего.
— Фи! Но это далеко, — запротестовал кто-то.
— Что за беда! По пути мы споем пару-другую песен Зато там открыто всю ночь, и вообще место хорошее. А то соседство Таускароры, — студент кивнул на высокие мрачные стены, — нагоняет на меня тоску.
В «Туфле королевы» стоял изрядный шум. Помещение было обширное, но они не без труда нашли свободный стол. Публика состояла из дворян довольно низкого разбора; только в одном из углов сидел надменный господин, облаченный в синий бархат с золотыми лилиями. Он хмуро мазнул глазами вошедших и снова уставился в свой стакан.
— Что-то слишком людно, — сказал Жан ди Валуэр.
— Плевать, — ответил Вивиль Генего. — В конце концов, они тоже в своем праве… Хозяин, — заорал он тоном завсегдатая и своего человека, — изюмного вина и женщин!
Явился хозяин — коренастый мужчина с голыми по локоть мускулистыми руками. Вивиль Генего спросил:
— Апрадр, что это за сброд у вас сегодня?
— Сам поражаюсь, сударь. Я всех их вижу впервые. Ввалились почти все сразу, потребовали выпивки и пожрать. Я им сказал, что у меня правило брать деньги вперед — верите ли, не торгуясь, расплатились свеженьким золотом… А из постоянных клиентов только господа мушкетеры ди Бресе, Мальтус и анк-Венк. Потребовали девочек и удалились в комнаты. У меня только Маргерита и Мария свободны.
— Ну, пусть принесут винца и яблок, — сказал студент. — Мы все же намерены повеселиться.
Хозяин ушел. Дворянство за большим столом громко рассуждало о политике. Монир прислушался.
— Странно, господа, — тихо сказал он, — повсюду носится слух, что Фрам вернулся в Виргинию…
— Мне не нравятся их разговоры, — сказал ди Маро, поджимая губы. — Здесь пованивает изменой.
— Влияние жары, — бросил Грипсолейль и принялся рассматривать хмурого господина с золотыми лилиями.
Монир усмехнулся. В это время Маргерита и Мария принесли вина и фруктов.
— Удвоить количество, — сказал Гилас, оживившийся при виде бутылок.
— Ну, как девочки? — ревниво спросил студент.
— Девочки хороши, — учтиво согласились все. — Которая ваша?
— Они все мои, — рассмеялся Вивиль Генего, — но сегодня меня тянет начать с Марии… — Он привлек девицу к себе на колени.
— Вам можно позавидовать, — глубокомысленно изрек Гилас, — если вас хватает на пятерых.
— Во всяком случае, никто не обижался. Верно, Мария?
Вошел какой-то человек, закутанный в плащ, и, подойдя к господину с лилиями, начал шептаться с ним. Грипсолейль не сводил с них глаз.
— Что вы так уставились на него? — спросил ди Маро.
— Хм! — ответил Грипсолейль. — Мне не нравится его рожа. Мне не нравятся его французские эмблемы. Это явный шпион.
— Ага, и на вас действует жара? — съязвил ди Маро, но Грипсолейль, не слушая его, встал.
— Куда вы, зачем? — пытался удержать его ди Маро.
— Отстаньте, ди Маро. Я сегодня в драчливом настроении.
— Вы же видите, их двое…
— Другого я беру на себя! — воскликнул внезапно расхрабрившийся ди Биран. Дворянство с большого стола посмотрело на него не без интереса.
— Оставьте их в покое, — скулил Монир, но Биран, отшвыривая ногами табуретки, уже шагал к угловому столику, где человек в плаще шушукался с человеком в лилиях.
Стало тихо. Публика делала вид, что происходящее ее не касается; но это была одна видимость. Мушкетеры под столом проверили, свободно ли шпаги выходят из ножен. Вивиль Генего со вздохом оттолкнул от себя красотку.
— Допивайте скорее, — шепнул ди Маро.
— Господин в плаще! — крикнул ди Биран. — Повернитесь ко мне.
Тот резко обернулся:
— Оставьте нас в покое, сударь, вы пьяны.
— Это, сударь, не ваше дело. Я желаю видеть вашу шпагу.
— Ну хорошо, вот она! — рявкнул человек, сбрасывая плащ. — Вы хотите отоспаться на том свете — сейчас я помогу вам!
Завязалась драка. Биран, отступая, споткнулся о поваленную табуретку и вверх тормашками полетел через нее.
— Бей французов! — крикнул Грипсолейль. Мушкетеры и студенты кучей навалились на противника ди Бирана. Монир не тронулся с места. Господин с лилиями вскочил на стол и завопил, надрывая голосовые связки:
— Стой, солнце, над Гаваоном!
Этот клич произвел сильное действие. Монир побледнел и закусил пальцы. Дворянство всполошилось; одни кинулись бить мушкетеров, другие поначалу растерялись, но затем, хватая бутылки и табуретки, присоединялись к свалке. Поднялся страшный шум — дерущиеся вопили, девицы визжали, хозяин дико ругался, задувая свечи. Становилось все темнее. Мушкетеров и студентов молотили без всякой жалости. Тогда Гилас ухитрился достать из-за пояса пистолет и выстрелил в потолок. Толпа ухнула и осела от неожиданности; стало совершенно темно.