Королевская аллея

В 1676 году она все еще чувствовала себя достаточно любимою, чтобы пускаться на скандалы и всякие экстравагантные выходки. Она потребовала три корабля для своих торговых операций в морях Леванта [63]

; суда были построены и снаряжены за счет казны. Она захотела иметь двух медведей, которые могли бы свободно бродить по комнатам и в садах, и получила их; как-то ночью звери пробрались в салоны Версаля и разодрали множество ценных гобеленов. Она добилась разрешения делать крупные ставки при Дворе, обязав Короля выплачивать ее проигрыши, и теперь в «фараоне», «хоке» и «бассете» каждодневно разыгрывалось более миллиона франков; на Рождество она проиграла таким образом 700 000 экю, затем поставила на три карты 1 500 000 ливров и отыгралась; три месяца спустя она в один час потеряла 400 000 пистолей. Очень скоро Двор, ее стараниями, превратился в карточный притон, но Король не осмеливался перечить и безропотно платил по всем счетам.

Однако весною 1676 года ее могуществу был нанесен новый удар. Король, взволнованный подготовкою церковного юбилея [64]

, решил, что он и его любовница должны показать пример раскаяния и расстаться; без сомнения, он хотел этого вполне искренне. Госпожа де Монтеспан удалилась в свой дом в Вожираре, стала посещать церковь, поститься, молиться, каяться в грехах и, для полного очищения, уехала на Бурбонские воды; со своей стороны, Король также вел себя как самый добрый христианин. По окончании юбилея встал, однако, вопрос о возвращении госпожи де Монтеспан ко Двору. «Почему бы ей и не вернуться? — говорили ее родные и друзья, даже самые благочестивые. — Маркиза, по своей знатности и должности, имеет право жить при Дворе; она может вести себя по-христиански что здесь, что в любом другом месте». Господин Боссюэ после долгих колебаний осмелился заявить Королю, что «ни один монарх не может быть уверен в безопасности мятежной крепости, если подстрекатель бунта живет в означенном месте», но и он в конце концов согласился на ее возвращение. Оставалось разрешить последнюю трудность — процедуру встречи. «Как же это госпожа де Монтеспан предстанет перед Королем без предупреждения? — рассуждали люди. — Им бы следовало вначале увидеться наедине, дабы на публике избежать промахов, на какие может толкнуть их неожиданность». В результате было решено, что Король сам навестит госпожу де Монтеспан, но, чтобы не давать повода к злословию, встретится с нею в присутствии нескольких приглашенных респектабельных дам.

Итак, Король явился к госпоже де Монтеспан на этом условии, но скоро забылся и увлек ее в нишу окна, где они долго беседовали шепотом и плакали, говоря друг другу все, что говорится в подобных случаях; затем, учтиво поклонясь присутствующим, удалились в соседнюю комнату, после чего на свет появились, как я уже писала, Мадемуазель де Блуа, а через год граф Тулузский. Мне кажется, следы этого поединка страсти с богобоязнью запечатлелись и в характере, и в чертах, и во всем облике будущей герцогини Орлеанской [65]

.

После примирения взаимная склонность любовников выглядела весьма прочной; в течение нескольких дней они не спускали друг с друга глаз, и я уж было решила, что самое для меня разумное — готовиться к бегству в Ментенон, если я не хочу в один прекрасный день идти побежденной за колесницею Триумфаторши. Но очарование длилось недолго: с одной стороны, ему мешало утомление долгой связью, с другой — уж вовсе неприличная ревность маркизы, ее гнев и скандалы. Король делал вполне достаточно, чтобы рассердить Королеву, кюре и весь свет, но слишком мало — по мнению фаворитки, — чтобы угодить ей самой; раздраженный рассудок и множество затеянных ею интриг привели ее к тому, что она начала делать промахи, всерьез ей вредившие.

Так, например, желая насолить госпоже де Субиз, возвышения которой — кстати, совершенно напрасно, — маркиза очень боялась, она решила использовать мадемуазель де Людр, давно уж всеми позабытую, и совершила тяжкую ошибку: если два года назад Двор верил в то, что Король увлекся канониссою, тогда как она служила лишь прикрытием других связей, то на сей раз монарх, заботами госпожи де Монтеспан, влюбился на самом деле. Эта страсть владела им с осени 1676 года до конца 1677.