Он остановился с подушками в руках и повернулся к Каёко. Его грустные глаза заставили сердце девочки учащенно забиться, и все же она продолжила:
– Все хорошо, господин?
Судя по всему, мужчина понял, на что она намекает, и тепло улыбнулся.
– Ценю ваше участие, – сказал он затем. – Тем не менее все хорошо.
Каёко испытывала эйфорию, впервые говоря с ним.
– Но этот государственный чиновник казался таким подлым, – продолжила она. – Что, если он?..
Однако церемониймейстер остановил ее, подняв руку, и произнес некую замысловатую речь, словно укоряя ее:
– Этот чиновник вовсе не обязательно получает удовольствие от исполнения своих обязанностей. Думаю, нечто подобное происходит по всему миру… но такова уж наша страна… что она действительно корежит людей… Предполагается, что мы стремимся к гармонии, а ведь именно достижению гармонии служит чайная церемония… но в нашей стране этого очень-очень трудно достичь. – Ближе к концу речи стало казаться, что мужчина разговаривает с самим собой. Однако затем он взглянул на Каеко и продолжил: – На самом деле чайная церемония бессильна. Но она не так уж плоха. Вам следует наслаждаться ею, пока вы можете. – Он по-доброму улыбнулся девочке и пошел к выходу.
Каёко была просто ошарашена и какое-то время стояла в полной неподвижности. Непринужденность, с которой он говорил, позволила ей в свою очередь почувствовать себя непринужденно… и пусть даже девочка не вполне поняла, о чем этот мужчина говорил, все это произвело на нее сильное впечатление. «Надо же, какой он взрослый», – подумала Каёко.
Так или иначе, она, судя по всему, произвела на него впечатление, и со времени того разговора церемониймейстер при каждой встрече одаривал девочку теплой улыбкой.
Решающая встреча произошла зимой ее второго года обучения в младшей средней школе. После очередной чайной церемонии Каёко вышла в храмовый сад и стала любоваться там цветками камелии. (На самом же деле она снова думала о нем.) Внезапно девочка услышала, как кто-то у нее за спиной произносит: «Да, они поистине прекрасны». Этот чистый и ясный голос был ей теперь слишком хорошо знаком. Поначалу Каёко подумала, что ей послышалось, но когда она обернулась, то просто не поверила, что он рядом… и что он ей улыбается.
И у них состоялся разговор.
– Значит, чайная церемония все-таки вас интересует?
– Да, я ее обожаю. Но я еще не очень хорошо ею владею.
– В самом деле? Меня поразила ваша превосходная поза во время приготовления чая. И дело не просто в вашей блестящей осанке. Во всем этом есть некая глубина.
– Ах, нет, я вовсе не так хороша…
Засунув руки в карманы, церемониймейстер по-прежнему улыбался и смотрел на цветок камелии.
– Нет, я серьезно. Да… некая глубина… как в этих цветах. В них присутствует определенная напряженность… но в этом-то и вся красота. Та же красота есть и в вас. Что-то вроде того.
Конечно, она была еще ребенком, и он мог просто делать комплимент дилетантке, весьма поверхностно изучающей в школе все тонкости чайной церемонии. Но Каёко чрезвычайно разволновалась. «Вот так!» – подумала она и щелкнула пальцами (разумеется, уже потом, в ванной комнате).
После того разговора Каёко стала заниматься чайной церемонией с полной серьезностью. «Я могу этого добиться, – подумала она. – Конечно, я всего лишь ребенок, но когда мне стукнет восемнадцать, ему будет двадцать четыре. И все у нас прекрасно получится…»
Вот о чем вспомнила сейчас Каёко.
Девочка зарылась лицом во влажную юбку. Теплая влага, но вовсе не дождевые капли, намочила ткань, обтянувшую ее колени. Каёко поняла, что она горько плачет. Пистолет у нее в руке дрожал. Как же все могло так глупо получиться?
Каёко ужасно хотела сейчас увидеть того человека. Конечно, она все еще была ребенком. Но по-своему, как подросток, она по-настоящему его любила. И такое серьезное чувство Каёко испытывала впервые. Ей хотелось побыть с ним хотя бы одно мгновение, чтобы об этом сказать. Каёко всего лишь хотела сказать этому человеку, достаточно доброму, чтобы назвать ее «красивой», пусть даже это относилось лишь к тому, как она проводит чайную церемонию: «Я все еще ребенок, и я могу не знать точно, что значит любить. Но я думаю, что я вас люблю. Я правда вас люблю». Что-то вроде того.
Каёко внезапно услышала шорох в кустах и подняла голову. Левой рукой она вытерла глаза и встала. Машинально девочка сделала шаг назад от источника звука.
Из кустов появился мальчик в школьном пиджаке – Хироки Сугимура (ученик номер 11). Правый рукав его пиджака был оторван, обнажая руку. Белая ткань, обернутая вокруг его плеча, была запятнана кровью и – возможно, из-за дождя – сочилась розовым. А в руке мальчик держал… пистолет.
Рот Хироки изумленно раскрылся, но что действительно привлекло внимание Каёко, когда она взглянула на его Лицо, так это глаза. Они просто сверкали.
Каёко ощутила внезапный приступ страха. Как же она раньше не заметила, что он подобрался так близко. Как же она…
– Котохики…