Ректор и профессор смотрели на нее с плохо скрываемым недоумением, словно не
понимали, о чем она.
- Так, - мягко проговорил Александр Данилыч, - студентка, все-таки сядьте и расскажите
все по порядку.
Тротт нервно дернул головой, укоризненно посмотрел на коллегу, словно вопрошая, чего
тот сюсюкается.
- Я же говорю, занималась я, - Алина вытерла ладонью слезы, сняла очки. – Потом пришли
парни, позвали меня к себе, у них вечеринка была. Потом спать пошла. Честное слово!
- Понятно, - медленно произнес ректор. А во сколько, говорите, вас позвали? На эту, вечеринку?
Глаза его смеялись. А вот Тротт, наоборот, видимо злился. А Алина начинала злиться на
него.
- Где-то в половину двенадцатого. Уже спали почти все, но потом проснулись. Вы не
исключайте меня, пожалуйста, я очень хочу учиться. Пожалуйста!
И она умоляюще посмотрела на Свидерского.
- Дайте мне руку, - вдруг приказал он.
Алина, ничего не понимая, встала, протянула руку. Александр Данилович взял ее за ладонь
в крепкий замок, прикрыл глаза. Все молчали, и она чувствовала себя ужасно глупо. А еще
очень хотелось показать рассматривающему ее мерзкому-Тротту язык.
Ректор, наконец, отпустил ее, посмотрел на лорда Максимилиана, покачал головой.
- Не она. Я запомнил, точно нет.
- А я думаю, она, - и голос у него мерзкий, холодный, бездушный.
- Да ты сам посмотри, - отмахнулся Свидерский.
- И посмотрю, - процедил лорд, поднимаясь. – Давайте руку, Богуславская.
Алина отступила назад, но инляндец двигался быстро, подошел почти вплотную, протянул
руку. Она отрицательно покачала головой.
- Хотите учиться дальше – давайте, - ледяным тоном произнес он. Высокий, жилистый, и
рыжий. И мерзкий! Мерзкий! Мерзкий!
Но руку протянула. Лорд Максимилиан, словно неохотно, взял ее за запястье, мягко
скользнул кистью вниз, охватывая ее ладонь. Рука была на удивление теплой.
- Снимите очки и посмотрите мне в глаза, - приказал, и она вздернула нос, стянула очки и
уставилась на него с вызовом.
Глаза у него были характерного для многих рыжих, непрозрачного, тускло-голубого цвета, лицо бледным, узким, и ресницы тоже были рыжие, чуть потемнее, чем волосы. И брови.
И щетина на длинном подбородке.
- Я сказал, в глаза смотреть, а не разглядывать меня, - напомнил он нетерпеливо, и
девушка снова подняла взгляд, останавливая себя, чтобы не впиться ногтями ему в руку.
Голова закружилась, вдруг страшной болью сдавило виски, она снова почувствовала
спазмы, вскрикнула, падая назад, стукнулась о дверь, сползла по ней. Снова заплакала, теперь от ужасной, отдающей во все тело головной боли. Тротт присел перед ней на
корточки, потянулся к вискам, но она отшатнулась, ударила рефлекторно его по руке, и, глотая слезы, поползла от него вбок.
- Макс, ты сдурел? – резкий голос Свидерского, но очки куда-то делись, да и глаза
застилал черный туман, и она шарила по полу в их поисках. – Ты что делаешь? Я не давал
разрешения на взлом!
- Тихо, тихо, - говорил лорд Максимилиан где-то рядом, и она дергалась от его голоса, -
простите меня, пожалуйста, не двигайтесь, я вам сейчас помогу.
- Отойдите от меня, - плакала она, - я вас ненавижу, отойдите!
Боль стреляла огненными копьями, и она вообще перестала соображать.
- Да сделай ты что-нибудь! – совсем молодым голосом кричал ректор, - у нее же
конвульсии сейчас начнутся!!!
Тротт вдруг сгреб ее в охапку, зажал, чтобы не дергалась, положил руку на лоб, и она
извернулась, чтобы укусить, и с наслаждением впилась ему в ладонь зубами, чуть ли не
рыча. Мужчина зашипел, перехватил ее поудобнее, прижал к своей груди, снова приложил
руку, теперь уже к виску.
- Тихо, тихо, - повторял он ей в макушку, - сейчас все пройдет. Простите меня, Богов ради.
- Ненавижу, отпустите! - плакала она, но от ладони на виске полилась прохлада, боль, огрызаясь, уходила прочь, и она ослабела, обмякла, и потеряла сознание.
Пришла в себя от тихих голосов, пахло сигаретным дымом.
- Что на тебя нашло, Макс? – голос ректора. – Ментальный взлом запрещен вне
следственных органов. А она совсем ребенок еще. Или ты мне не поверил?
- Я был уверен, что это она, - тусклым голосом говорил лорд Тротт. – После того, что с
тобой сделали…Я же все видел, Алекс, и все чувствовал…
Алина приоткрыла глаза – она лежала на кушетке в глубине кабинета, а мужчины стояли у
открытого окна, и инляндец курил, нервно выпуская дым. Очков на ней не было, поэтому
видела лишь силуэты.
- И что, убедился? – горько сказал Свидерский. – Напугал девчонку, чуть не убил ее. Что с
тобой, друг?
- Убедился, - глухо произнес тот и обернулся. – Алина, как вы?
Она промолчала, отвернулась. Было противно. Сказка оказалась полна злобных соседок, мерзких издевающихся над ней парней и лорда Тротта, который причинил ей боль.
- Алина, - инляндец, по-видимому, подошел ближе. – Извините меня, пожалуйста. Я не
должен был так поступать. Я готов на любую компенсацию. Могу позаниматься с вами по
пропущенным лекциям, и, конечно, вы можете теперь посещать текущие. И зачет я вам
поставлю.
- Засуньте свой зачет себе…, - она осеклась. - Я вообще уйду из университета, - голос у