Коннолли хотел было пожать плечами, но от одной лишь попытки взвыл от боли. Когда к нему снова вернулся дар речи, ирландец ответил:
– Если у джентльмена есть чем заплатить, то все остальное не моего ума дело.
– Предыдущий жилец съехал в конце января, – сообщила старуха, внезапно обретя дар красноречия. – И сынок привел мне нового. Он у меня очень хороший мальчик.
– И где ван Рибик теперь? – спросил я.
– Может, в Нидерланды вернулся. – Она бросила на меня хитрый взгляд. – Уж дозвольте сходить за лекарем, господин. Надо же сыну руку перевязать. Я знаю одного надежного человека, который лишнего болтать не станет.
– Нет, – отрезал я.
– Еще… – простонал Коннолли.
Я взял кружку, но снова наполнять ее не стал. Не хватало только, чтобы мой собеседник напился, тогда внятных ответов от него не дождешься. Однако нельзя допустить и того, чтобы боль стала непереносимой и он опять потерял сознание.
– Кто убил Джонсона?
Ирландец облизнул пересохшие губы. Он не сводил глаз с бутылки.
– Может быть… может быть, это вышло случайно.
Я тоненькой струйкой налил в кружку чуть-чуть спиртного и поднял голову:
– Случайно?!
– Джонсон, наверное, помер от страха, когда ему вопросы задавали… К примеру, увидел что-нибудь такое, что его перепугало. Не забывайте, сэр, здоровье у него и без того было слабое.
Я вспомнил бордовый платок.
– И где же это могло произойти?
– Даже не знаю, сэр.
Я подтолкнул кружку на дюйм к нему.
– А я даже не знаю, дотянешься ты до кружки или нет.
Коннолли сглотнул, страдальчески поморщился и на пару секунд опустил веки.
– Господин Фэншоу держит на Слотер-стрит льва. Слыхали?
Я промолчал.
– Только представьте, смотрит человек на эту зверюгу, и вдруг ему приходит в голову – просто так, ни с того ни с сего, – а ну как эта тварь захочет им отужинать? От подобных мыслей испугаться немудрено.
– Перепугаться до смерти? – уточнил я.
– Да, сэр. Именно так.
– Ну а потом вам с ван Рибиком, конечно, пришлось избавляться от тела?
Коннолли кивнул. От боли он кусал нижнюю губу.
– И вы отвезли его в Остин-Фрайерс?
Ирландец снова кивнул. Я подтолкнул к нему кружку, и раненый принялся жадно пить.
– А теперь расскажи про Эббота, – велел я.
Но было поздно. Ирландец поставил кружку на стол так неаккуратно, что она опрокинулась. Однако он и без того уже почти осушил ее до дна. Секунду Коннолли глядел на меня остекленевшими глазами, а потом его голова с громким стуком ударилась о столешницу.
Глава 44
На следующее утро я попытался добиться аудиенции у лорда Арлингтона. Горвин ответил, что сегодня это невозможно, однако пообещал сообщить его светлости, что я желаю представить ему свежий отчет.
Мне не хотелось посвящать Горвина в подробности, и из всех своих открытий я поведал лишь о том, что Коннолли вместе с матерью укрывали ван Рибика в доме последней, неподалеку от руин замка Байнардс, у Паддл-Уорф. Сегодня утром мы с Сэмом заглянули туда по дороге в Уайтхолл. Коннолли валялся в бессознательном состоянии: накануне мать так старалась облегчить его боль, что дала сыну слишком большую дозу лауданума.
Горвин уже собирался вернуться за свой стол, но тут я подчеркнуто небрежным тоном осведомился, нет ли из Франции вестей о госпоже Хэксби.
Приятель поглядел на меня с насмешкой:
– Ах да, ваша знакомая архитекторша. Я слыхал, она сейчас при дворе, в Сен-Жермене.
– Значит, дела у нее идут хорошо?
– Насколько мне известно, да. А почему вы спрашиваете?
Я пожал плечами:
– Я был немного знаком с ее покойным супругом. К тому же ван Рибик демонстрировал интерес к этой даме. Она встретила его в театре, когда голландец ходил на спектакль вместе с господином Фэншоу. Старик ее клиент.
– Любопытно. – Губы Горвина дрогнули, как будто он с трудом сдерживал улыбку. – И все же его интерес к госпоже Хэксби наверняка имеет простое объяснение, и ничего противозаконного тут нет. Полагаю, даже хладнокровным голландцам не чужды плотские желания.
Полчаса спустя ко мне подошел лакей в королевской ливрее и объявил, что его величество желает видеть меня незамедлительно. Я догадывался, что распоряжение сие как-то связано с тем, что я просил передать лорду Арлингтону. Ну а если это дело представляет важность даже для монарха, то оно еще серьезнее, чем мне казалось.
Лакей провел меня по укромной лестнице к королевским апартаментам, после чего другой слуга сопроводил меня до кабинета господина Чиффинча, хранителя личных покоев короля. Именно Чиффинч решал, кого допускать до его величества, а кого нет. К тому же этот человек был кладезем тайн, а о его умении держать язык за зубами рассказывали легенды. Нам с ним уже приходилось работать вместе, и мы оба не питали друг к другу особой симпатии, однако были вынуждены как-то ладить.
– В чем дело, Марвуд? – спросил Чиффинч. – В какую историю вы вляпались на этот раз?
– К сожалению, я не имею права разглашать подробности, сэр.
Чиффинч состроил недовольную гримасу:
– Идемте.