Королевская тайна

Госпожа Хобелл сказала, что им еще посчастливилось. Благодаря господину Горвину они плыли на королевском судне, пинке весом в пятьдесят тонн с широкой верхней палубой, на которой размещались кормовые пушки, являвшиеся важной частью вооружения корабля. Путешествуй они на одном из пакетботов, снующих туда-сюда через пролив, или даже на торговом судне, условия там были бы гораздо хуже, а каюты – еще меньше, а может быть, для их маленькой компании и вовсе не хватило бы свободного помещения.

Морская болезнь сразила обеих женщин почти сразу же после того, как корабль вышел из тихой гавани. Перед этим господин Хобелл заверил обеих, что, по словам капитана, погодные условия нынче просто идеальные и плавание, по всей вероятности, будет быстрым и спокойным. Когда волны принялись швырять судно из стороны в сторону, госпожа Хобелл не выдержала первой. Ее пример оказался заразительным, и вскоре Кэт присоединилась к своей соседке.

– Неужели на кораблях всегда такая болтанка? – выдохнула она, когда первые спазмы унялись.

– Это еще что! Помню, как-то в заливе…

Но тут госпожа Хобелл осеклась и опять схватила миску.

Через два часа, показавшихся дамам вечностью, тошнота отступила: сначала полегчало Кэт, а потом и госпоже Хобелл. Медленно, с большим трудом они поднялись на палубу. Другие пассажиры их не беспокоили, поскольку многие из них пребывали в еще более плачевном состоянии.

Свежий воздух помог – хотя бы потому, что здесь не было ужасного зловония, которое приходилось терпеть внизу. Время от времени, когда снова накатывали рвотные позывы, женщины дружно перегибались через борт. Ничто так не сближает, как морская болезнь в сочетании с одной общей миской.

– Повернитесь к носу корабля, – дала совет госпожа Хобелл. – И глядите на горизонт. Так вам будет немного легче.

За время плавания жена преподобного успела извлечь из кармана великое множество разных снадобий, якобы помогающих во время качки, – одни из них нужно было нюхать, другие сосать. Гвоздика, корень дягиля, розмарин и даже сморщенный апельсин, драгоценные дольки которого госпожа Хобелл щедро разделила между собой и Кэт. Затем обеим дамам пришлось развернуться по ветру и снова свеситься через борт, но их желудки уже почти опустели, да и вообще, под открытым небом страдать от морской болезни почему-то было проще.

Проходивший мимо моряк заверил, что плавание займет часа четыре или пять – при условии, что ветер не переменится. Когда они, по подсчетам госпожи Хобелл, добрались до середины Ла-Манша, на палубе к ним присоединился ее супруг. Господин Хобелл выглядел бледнее обычного, да и вел себя гораздо сдержаннее.

– Я только что беседовал с одним из офицеров, – сообщил преподобный, справившись сперва о самочувствии своих спутниц. – Вчера он обедал в «Корабле», причем как раз в то время, когда туда прибыл тот самый иностранец – немецкий вор, занявший кровать в нашей комнате.

– А этот офицер запомнил, какой он из себя? – спросила госпожа Хобелл.

– Очень высокий. Лицо отталкивающее – сразу видно, проходимец. Судя по манерам, джентльмен, но опустившийся. Ему сказали, что свободных постелей нет, однако немец оказался настойчивым, и в конце концов хозяин постоялого двора согласился поставить еще одну кровать в нашу комнату.

– Оказался настойчивым? – фыркнула госпожа Хобелл. – Другими словами, этот вор просто-напросто приплатил хозяину?

– Без сомнения. И вот еще одно странное обстоятельство. – Тут ее супруг озадаченно нахмурился. – Сначала немец спросил, кто зарезервировал комнату. Хозяин ответил, что в ней будут ночевать господин Хобелл и сопровождающие его лица. Тут незнакомец рассмеялся и сказал, что будет спать спокойнее, зная, что делит комнату со священником.

– И что же тут странного?

– Хозяин постоялого двора не упоминал о моем духовном сане. Откуда же тогда этот проходимец узнал, кто я такой?

* * *

В понедельник утром, на рассвете, Брокморы пришли на конюшню и обнаружили своего подопечного в жалком состоянии. Калибан лежал на боку в дальнем углу вольера. Лев скулил, глаза у него были тусклыми, а взгляд – блуждающим. Смотритель и его сын заметили вокруг зверя лужи засохшей рвоты и жидкие испражнения. Смрад вокруг стоял такой, что даже юного Брокмора замутило.

Отец послал сына в дом с дурной вестью. Минут через пятнадцать, несмотря на ранний час, господин Фэншоу явился на конюшню лично. Хозяин так спешил, что оделся кое-как. Зажав нос, он поглядел на льва сквозь решетку.

– Он умрет? – осведомился господин Фэншоу.

– На все воля Божья, хозяин, – ответил Брокмор, сложив руки так, будто собирался прочесть импровизированную молитву.

– До чего же некстати!

Позади раздались шаги. Мужчины обернулись. В дверях стояла завернувшаяся в плащ Мария.

– Что ты здесь делаешь, дитя мое? – спросил Фэншоу.

На фоне темного плаща лицо девочки выглядело особенно бледным.

– Что случилось, сэр?

– Калибан очень плох – скорее всего, бедняга издохнет. А ведь у нас сегодня обедает лорд Браункер, и придет он именно для того, чтобы посмотреть на льва.