Королевский двор Франции в эпоху Возрождения

28 мая 1599 г., уже после завершения сорокалетних Религиозных войн, издания Нантского эдикта и окончания войны с Испанией, Генрих IV пересмотрел некоторые положения своего Ордонанса 1597 г., в пользу просителей. Видимо, это было связано как с упорядочением положения в штате королевского дома, появлением дополнительных финансовых возможностей короны, так и с продолжающимися требованиями дворянства по поводу наследования куриальных должностей. В Генеральном положении о служащих дома короля уже было декларировано (подтверждено) право передачи должности в случае смерти ее владельца или его желания покинуть королевскую службу, в пользу сына или племянника — то, что практиковало при дворе Валуа, при условии, что эта служба длилась более 20 лет. В ином случае семья теряла куриальный пост. Также Генрих IV дополнительно подтвердил все привилегии прежним членам домов семьи Валуа, которые еще не были охвачены королевским вниманием: Елизаветы Австрийской, ее покойной дочери Марии-Елизаветы, и Маргариты Французской, герцогини Савойской. Речь шла о «

привилегиях, льготах, освобождении от налогов и прочих иммунитетах, предоставленных эдиктами и ордонансами Его Величества и королей, его предшественников, равно как о пенсиях, которые выплачивались в виду вдовства, при условии предоставления действительного и убедительного свидетельства о том, что их мужья выполняли обязанности в названных домах»[1349]

. Очевидна очередная демонстрация политики преемственности и единства королевской семьи, незыблемость принципа исполнения обязательств королей.

Одно важное положение было зафиксировано в документе 1599 г.: Генрих IV считал себя свободным от обязательств перед бывшими придворными или служащими Генриха III, в случае, «если они были удалены или лишены своих должностей еще при жизни покойного короля»

[1350]. По сути, речь шла о сторонниках Лиги, которые получили прощение от нового короля, но не право служить ему при дворе. Таким образом, Генрих IV полностью следовал по стопам своего предшественника и показывал, что действует полностью согласно его Регламентам, исключающим службу у двух суверенов сразу, в прошлом и настоящем, равно как не прощающим предательство интересов государя. Заговор маршала Бирона, последовавший уже в 1602 г., можно рассматривать как отклик на такое решение короля.

Несмотря на все меры по уменьшению числа служащих и пенсионеров двора, отсутствие полноценного дамского двора[1351]

, двор Генриха IV был гораздо больше двора Генриха III и постоянно рос численно и организационно. Собственно, новый король продолжал политику предшественников и был заинтересован в привлечении всех лояльных дворян ко двору, особенно тех, кто поддержал его в борьбе за корону. Постепенно все они охватывались королевским вниманием, поскольку благосостояние французской короны увеличивалось из года в год: к концу царствования реальные финансовые возможности Генриха IV на четверть превышали аналогичные последнего Валуа в 1574 г.[1352] Соответственно, траты двора, особенно в 1600-е гг. были несоизмеримы с тратами последних Валуа. Генрих IV, верный своей примирительной политике, вместе с тем стремился, и это очевидно, сделать свой межконфессиональный двор средоточием дворянской службы, максимально занять обязанностями массу придворных, с целью гарантии религиозно-политического согласия. Новый король стал практиковать для своих служащих не четырехмесячные, а трехмесячные дежурные смены-кварталы, чем увеличивал число занятых персон[1353].