Королевский двор в Англии XV–XVII веков

В королевской спальне равновесие было отчасти восстановлено возвышением нового шотландского фаворита маркиза Гамильтона и назначением в 1616 г. герцога Леннокса, родственника Якова I и члена королевской спальни, на возрожденный пост лорд-стюарда, в противовес графу Пемброку, который получил пост лорд-камергера. При дворе была создана разветвленная система политико-административных противовесов, в которой решающим факторами оставались личная инициатива Якова I и контроль над королевской спальней.

Таким образом, проблема унии в конце правления была сведена к созданию системы дуального фаворитивизма[588]

: Бэкингем осуществлял контроль над английским, а Гамильтон над шотландским направлениями стюартовской политики. Пемброк и Леннокс поделили административно-финансовый контроль над придворными структурами.

Не случайно, что обвинения против шотландцев и, соответственно, против королевской спальни практически исчезли к началу 1620-х годов. Если две трети яковитского правления спальня была одной из причин провала унионистской политики короля, то в последней трети именно королевская спальня, состоящая из представителей обеих наций и имевшая формального главу в лице шотландца Эрскина и неформального лидера в лице англичанина герцога Бэкингема, стала символом и единственным воплощением унии.

Таким образом, в период правления Якова I происходит институциональное выделение субдепартамента королевской спальни как относительно самостоятельной и ближайшей к королю придворной структуры. Спальня становится наиболее значимой службой двора и одним из политических и церемониальных центров стюартовской системы. Первоначально среди слуг спальни доминирующее положение занимала шотландская придворная элита. Являясь собственной клиентелой короля, она стремилась ограничить доступ к монарху, выступала в качестве проводника королевской политики, посредника между Яковом I и английской социальной элитой.

Возможно, что Яков Стюарт рассматривал спальню как часть общей политики, направленной на расширение елизаветинского истэблишмента, которая также осуществлялась через натурализацию шотландцев и создание прочной системы англо-шотландских брачных связей. Камергеры спальни как бы представляли новую яковитскую модель аристократа: как правило, низкое происхождение, привязанность ко двору и к королю лично, активное вовлечение в патронатно-клиентные связи, акцент не на военной, а гражданской службе, культурное покровительство, тесная зависимость материального положения от королевской щедрости и должностных привилегий.

С течением времени двор был отдан в руки королевских фаворитов вне зависимости от их национальной принадлежности, решающую роль стала играть их политическая и социальная значимость. За счет ставленников последних штат спальни заметно увеличился, утратив свою однородность.

Противоречие раннестюартовской придворной политики заключалось в том, что, с одной стороны, Яков I стремился укрепить двор в качестве политико-административного, социального и культурного центра, что привлекло ко двору представителей различных общественных слоев, надеявшихся на обогащение и продвижение по социальной лестнице. С другой стороны, он отдавал явное предпочтение узкому кругу лиц, ближайшим слугам и фаворитам, что ограничивало интегрирующую роль двора, выталкивая на периферию всех остальных. Джон Хоулз считал, что именно власть королевских фаворитов, которые продвигали на придворные должности «незначительных персон», привела к разрыву прежних связей между двором и графствами[589].

Богатый и щедрый стюартовский двор одновременно восхищал современников и был одной из главных причин недовольства новой династией. Он требовал внушительных затрат, а финансовые возможности короны в раннее Новое время были весьма ограничены из-за отсутствия регулярных налогов. Финансовые запросы хаусхолда превращались в общенациональную проблему, когда их удельный вес в государственных расходах угрожал стабильности всей финансовой системы государства.

Расходы двора стали предметом политического торга между королем и парламентом. Отвечая на критику депутатов, Сесил в 1610 г. утверждал на сессии обеих палат парламента, что «щедрость неотделима от короля… и если он не жалует, то… его подданные пребывают в дурном настроении»[590]. Яков I нашел выход из данной ситуации в направлении потоков королевской милости прежде всего на избранный круг королевских слуг.

Одной из причин возвышения слуг спальни при Якове I Стюарте было то, что она являлась частью общей стратегии короны по расширению границ английской аристократии, которая в елизаветинский период состояла из нескольких семей. В плане присутствия титулованной знати королевская спальня стала весьма представительным местом. До 1615 г. в ее состав входили 1 герцог, 2 графа, 2 виконта, не говоря о баронах. К концу правления Якова I к ним добавились еще 2 маркиза, 6 графов и 2 герцога. Первоначально утвердившиеся как ближайшие советники короля, слуги королевской спальни постепенно поднялись на верхние ступени социальной иерархии.