Королевский крест

Как и у всех Бруджа, у старого слуги были свои соображения относительно умственных способностей Треми, и менять свое мнение только из-за того, что щенок в настоящий момент полезен, Жан-Жак не собирался.

— Мы с Робене планировали эту операцию почти год, но все сорвалось из-за нелепой случайности. Мы были готовы нанести разящий удар, мы бы встряхнули Тайный Город, но…

Илья слушал Жан-Жака, открыв рот: хитроумная интрига, подготовка убийства глав всех Великих Домов, роковая ошибка и отчаянное сражение с превосходящими силами гарок. Что еще нужно юному романтику? Он бы никогда не поверил, что старый слуга беззастенчиво врет ему в глаза. Впрочем, какой слуга? Жан-Жак представился мальчишке капитаном Нерио Бруджа, отчаянным рубакой из аргентинской ветви клана, и, конечно же, не стал распространяться о присутствии в городе барона.

— Нас осталось мало, но мы полны решимости продолжить дело. Мы умрем, но исполним долг крови. И в этот момент мы ищем всех, кто готов помочь…

— Я готов пойти на смерть! — не сдержался юный Треми.

Жан-Жак поморщился.

— Нам нужна другая помощь.

— Все, что в моих силах.

— Наведи справки о челе по имени Никита Крылов, владельце казино «Два Короля», — деловито попросил Жан-Жак. — Узнай, связан ли он с Тайным Городом. Если связан, то постарайся уточнить все подробности. И обязательно — обязательно! — постарайся разузнать о его любовнице, Анне Курбатовой. Она человская ведьма.

— Когда нужна информация?

— Как можно быстрее.

— Завтра утром ты будешь все знать.

— Отлично!

Жан-Жак принялся было подниматься, но Илья удержал его:

— За свободу, брат!

— За свободу!

* * *

Бизнес-центр «Нефтяная Вышка».

Москва, проспект Вернадского,

5 ноября, пятница, 17.33

— Пятьсот тысяч, — буркнул Крылов.

— Отвечаю и поднимаю на сотню! — ухмыльнулся Копытов.

Чтобы не выйти из игры, Цвания предстояло поставить шестьсот. Федор Федорович с интересом посмотрел на задумавшегося Давида и сделал большой глоток из плоской фляжки. Бармен наполнял карманную цистерну уже четырежды, и все терялись в догадках, почему Копытов до сих пор не свалился под стол.

Цвания долго молчал, хмуро глядя в окно, затем невидяще перебрал свои фишки и двинул несколько из них вперед:

— Шестьсот и сверху двести.

— Ну что, играем, как мужчины? — устало поинтересовался Никита. — До последнего?

— А чего затягивать?

— Если последнее не треснет с перепугу, — ухмыльнулся Федор Федорович.

Давид с ненавистью посмотрел на любителя виски.

Первую пару часов играли по маленькой, никуда не спешили, разминались. Соперники осторожничали, присматривались друг к другу, выискивали и запоминали характерные жесты, движения, мимику, тембр голоса: кто и как блефует, кто и как держит сильную карту, на какой комбинации противник готов рисковать до конца, а на какой сдастся. Даже Копытов, которому периодически приходили сильные карты, не форсировал события. Соперников уйбуй, конечно, не изучал — стоит ли время тратить на каких-то там челов? Но, помня наставления Харция, выжидал, проигрывал понемногу, не обращая внимания на хватающегося за голову помощника.

В общей сложности к двум часам дня из рук в руки перешло не более сотни тысяч. В основном выиграл Цвания, немного — Чех, совсем чуть-чуть — Копытов. Никита и Зелински к тому времени проигрывали. Но не нервничали, знали — игра только начинается. Все это понимали, и все ждали пика, момента, когда азарт полностью овладеет игроками, когда ему поддастся даже самый хладнокровный. Не потеряет голову — нет, а просто заиграет так, как потребует убыстрившийся ток крови. Начнет рисковать. Будет блефовать по-крупному. Будет проигрывать сотни тысяч, чтобы вернуть их в следующей же сдаче. Все ждали момента полного растворения в Игре, когда окружающий мир станет зыбким фантомом, прячущимся за окнами, в которые никто не смотрит, а центр Вселенной окажется здесь, за столом, и нигде больше. Все ждали. И дождались.

И сильно удивились, когда этот момент наступил…

Неплохой банк взял Чех — сто пятьдесят тысяч. Затем полный дом Крылова побил «Флэш» Зелински и оставил не у дел блефующего Цвания. Выигрыш Никиты составил почти двести тысяч. Игра оживилась. Последовало еще несколько проходных партий: с небольшими, распаляющими аппетит ставками, а следом — первая волна настоящей игры. Карта пошла, в банк летело все больше и больше фишек, почти никто не пасовал до смены, почти все продолжали борьбу после нее. Сто двадцать взял Копытов. Двести пятьдесят — Копытов. Сто девяносто — Зелински. Триста тысяч — снова Копытов. Цвания, Крылов, Зелински и снова Копытов. Опять Копытов, Чех и вновь Копытов.

Федор Федорович драл соперников по-крупному.

И если изначально его везение воспринималось с легкими улыбками: Никита и Давид думали, что в любой момент сумеют поднять ставки и вывести пьяницу из игры, то к четырем часам они не были столь уверены в себе.

Сначала не выдержал Цвания. Во время одной из пауз, Давид отвел в сторону Сватова и без обиняков заявил: