Королевский лес. Роман об Англии

И вдруг его стремительно, с живой настойчивостью посетило ранее неведомое чувство: этот глупый крестьянин Фурзи мог держать эту женщину, вступать с ней в близость всякий раз, когда пожелает. Умом он, конечно, всегда это понимал. Это было очевидно. Однако сейчас, впервые в жизни, простая физическая действительность внезапно нахлынула на него волной. «Боже, – едва не воскликнул он, – это обыденная жизнь, мир простолюдинов! И я о нем знать не знал». Не проморгал ли он жизнь – всю целиком? Звучал ли во вселенной другой голос – теплый, слепящий подобно солнцу, разносящийся эхом, растекающийся по жилам, которого он никогда не слышал в звездном безмолвии монастыря? И, будучи застигнут этим совершенно врасплох, он испытал неожиданное чувство зависти к Фурзи и всему миру. «Весь мир это знал, – подумал он, – но не я».

Вступив в купу деревьев, которая протянулась на пустошь, как согнутая рука, они все еще не разговаривали. Лес был пуст, пестрый свет мягко лился сквозь летнюю листву. Было тихо, как в церкви.

Раз или два он замечал через поля позолоченные солнцем соломенные крыши хуторских хижин. Затем, когда лесополоса свернула на юг, тропа углубилась в гущу деревьев вдоль небольшого обрыва, который вел к реке. Они немного проехали, обогнув деревню, когда она указала налево, и он, свернув с тропы, поехал через лес.

Вскоре она кивнула:

– Здесь.

Теперь он увидел, что они находятся всего в двадцати шагах от участка, где деревья сменяются кустами утесника и мелким остролистом. Спешившись, он аккуратно снял ее и опустил на землю.

Она повернулась.

– Вам, видно, жарко, – просто сказала она. – Я дам вам воды.

Он помялся перед ответом:

– Благодарю.

Привязав лошадь к дереву, он снова присоединился к ней. Ему было любопытно, как он полагал, поближе познакомиться с фермой, где она коротала дни.

Их не было видно из соседней хижины, когда они пересекали заросли падуба. Ворота в ограде из падуба же открывались в маленький двор. Хижина была слева, амбар – справа. У амбара виднелась куча нарезанного папоротника-орляка, похожая на миниатюрный стог сена. Женщина на миг скрылась в хижине, затем вышла с деревянной кружкой и кувшином воды. Она налила воду в кружку, поставила кувшин на землю и, не сказав ни слова, вернулась в дом.

Он выпил. Потом снова наполнил кружку. Вода была восхитительно прохладной. Хуторская вода, подобно той, что струилась в многочисленных лесных ручьях, отличалась свежим терпким привкусом папоротника. Женщина вернулась не сразу, но он решил, что будет невежливо уехать, не поблагодарив, а потому остался ждать.

Когда она вышла, он увидел, что она умылась. Холодная вода уже уменьшила красноту отметины на лице. Волосы причесаны, платье слегка приспущено так, что обнажился верх груди. Видимо, когда она умывалась, решил он.

– Надеюсь, тебе лучше.

– Да. – Ее темно-синие глаза, как показалось Адаму, задумчиво изучали его, затем она чуть улыбнулась. – Вам нужно взглянуть на мою живность, – сказала она. – Я очень горжусь ею.

И он последовал за ней, внимательный, как рыцарь к леди, когда она повела его по своим владениям.

Она не спешила. Накормила цыплят и сообщила ему их прозвища. Затем они осмотрели свиней. Кошка только что окотилась, они должным образом восхитились котятами.

Но сверх всего прочего он восхищался женщиной, которая его вела. Адама поразило, сколь успешно восстановила она самообладание. Ее лицо было спокойно, она выглядела освеженной. Когда она называла цыплят, на ее губах играла чуть ироническая улыбка. Прозвища показались столь удачными – одно или два были довольно остроумны, – что он спросил, сама ли она их выдумала.

– Да. – Она взглянула на него искоса. – Муж уходит в поле. Я даю имена цыплятам. – Она чуть повела плечами, и он подумал о сцене в поле, свидетелем которой стал. – Такова моя жизнь, – просто сказала она.

Брат Адам испытал не только восхищение, но и нежность. Ему хотелось взять ее под свое крыло; он топтался рядом, следя за всем, что она делала. Как грациозно она двигалась! Раньше он этого не осознавал. Хотя и крепкого сложения, она была легка на подъем и очаровательно покачивалась на ходу. Раз или два, когда приседала, чтобы приласкать животных, он отмечал тугую линию бедер и прелестные изгибы тела. Когда она, почти встав на цыпочки, тянулась за яблоком и на нее падал солнечный свет, он видел безупречные очертания ее грудей.

Над ним стояло жаркое дневное солнце. Среди слабых дворовых запахов он уловил аромат жимолости. Было странно: в ее присутствии ныне все – животные, яблоня, даже синее небо – вдруг стало реальнее, более настоящим, чем всегда.

– Идемте, – позвала она. – Надо навестить еще одно создание. Оно в амбаре. – И устремилась за кучу, распространявшую в воздухе запах папоротника-орляка.

Он пошел за ней, но у двери амбара она, вместо того чтобы войти, остановилась и посмотрела на него:

– Боюсь, вам будет скучно.

– Нет, – опешил он. – Мне ничуть не скучно.

– Да полно, – улыбнулась она. – Ферма не может вас сильно интересовать.

– В детстве, – ответил он, – я жил на ферме. Какое-то время.