Королевский сорняк

На одном из окон веранды дрогнула занавеска. Писатель с отвращением отвернулся от окна. Они еще милуются! Как ничтожны люди, а особенно женщины… Он ей открыл глаза на Кирилла – на продажное ничтожество, нищего и безродного актеришку, который соблазнял ее, пел в уши о любви, с важным видом учил жизни, – и все это за деньги! На этого предателя, который подставил Тоню! И что же? Он ее обнимает, – небось о любви шепчет, – а она рдеет и млеет в его руках! И льнет к нему, словно ничего и не было! Словно все забыла, словно все простила… Словно любит его по-прежнему!!! Ну, ничего, скоро они о любвишке своей забудут.

Они просто еще ничего не поняли, цыплятки.

…После работы в саду им предоставили время для отдыха – все очень цивилизованно. На этот раз их не стали загонять в подвал, а заперли в той комнате, где ночевала раньше Тоня. На двух окошках, однако, появились решетки. Вот, значит, чем стучал и гремел Гера… Вот, значит, для чего потребовался перерыв под названием «работы в саду»: чтобы оборудовать небольшую комфортабельную тюрьму для Тони и Кирилла… А что же он, в таком случае, в гараже делал? Или в подвале – из сада нельзя было видеть, спускался ли, пройдя через гараж, Гера в подвал… Он там оборудовал получше их тюрьму на ночь?

Устроившись на не слишком широкой кровати, Тоня обняла Кирилла за шею и, прижавшись к нему, принялась ему шептать в ухо, что нужно срочно найти возможность позвонить; что решетки совсем дурной знак; что ей страшно; что Писатель им что-то готовит, и нужно обдумать, как потянуть время, как обезопасить себя от «главного», о котором пока не было сказано, но в котором она ощущала опасность и угрозу…

Кирилл обнимал ее и гладил по нежной коже спины, думая о том, что ничего у них не получится, что Писатель сильнее, и все будет так, как он захочет; что эта женщина, которую он держал в руках, была ему подарком свыше, которым он так бездарно распорядился; и что если придется ему умереть ради нее, то он умрет, и его последним выдохом будет ее простое имя «Тоня»…

Она лежала слишком близко к нему, слишком тесно, чтобы заметить слезы на глазах Кирилла. И все шептала, шептала, успокаивая его и себя планами и надеждами на избавление, на помощь, на побег…

Они не заметили, как уснули, – усталость после работы в саду на свежем воздухе сморила обоих, и «стратегический» разговор утонул в здоровом молодом сне.

Глава 33

…Когда они проснулись, Писатель пригласил их обедать на веранду. Гера на этот раз разделил их трапезу, и Питти тихо сидел поодаль, глядя без всякого выражения на людей. Тоня встретилась с собакой глазами. Пес, не мигая, смотрел некоторое время на нее, а потом принялся озабоченно чесать задней лапой за ухом. Тоня вдруг вспомнила где-то слышанное: в зоопарках не рекомендуется смотреть хищникам в глаза. Это их нервирует.

Она все делает неправильно, – расстроилась Тоня. Она лезет на рожон, она дерзит и провоцирует… Вместо того чтобы расположить к себе людей и собаку, в чьей власти она находилась, смирением, хотя бы ложным… Но почему-то это оказалось выше ее сил.

– А можно погладить Питти? – вдруг спросила она.

Писатель посмотрел на Геру, словно предоставляя ему право ответить.

– Погладь, – сказал Гера, – если не боишься остаться без пальцев.

Тоня, игнорируя предупреждение, встала и направилась к псу. Он не двинулся с места, но оскалил зубы. Тоня подошла еще поближе. Пес зарычал.

Тоня присела на корточки на некотором расстоянии от Питти.

– Какой же ты глупый пес… – тихо произнесла она. – Ну, неужто ты думаешь, что я тебе сделаю плохое? А еще говорят, что собаки разбираются в людях.. Ты действительно глупый пес, раз не разбираешься!

Питти зарычал громче и немного дернулся.

– Ладно, – сказала Тоня. – Я все-таки надеялась, что ты умнее. Ну, и сиди тут один.

Она вернулась за стол. Обед подходил к концу, и вскоре Гера покинул веранду, исчезнув в комнатах. Питти остался на веранде.

– А он без Геры не вздумает покусать нас? – спросила Тоня, опасливо косясь на питбуля.

– Пока он не получит команду от Геры, – даже она будет произнесена шепотом с другого конца участка, – Питти не сдвинется с места, – заверил ее Писатель. – Ну, продолжим нашу беседу. Думаю, что для тебя, Тоня, больше не осталось загадок в том, что произошло…

– Остались, – беспечно сообщила Тоня, диву даваясь собственному нахальству. – Вы шизофреник?

Писатель, неожиданно для нее, снисходительно улыбнулся.

– Возможно, творчество – это род психического отклонения… И, в таком случае, я псих с точки зрения «нормальной» посредственности… Но, видишь ли, меня примитивная «норма» не интересует. Это удел убогих людишек, лишенных таланта, не знающих откровений… Если я шизофреник, то меня это устраивает. Вне зависимости оттого, что думаешь об этом ты, детка. Вернемся к теме, однако. Как ты уже знаешь, я тебя выбрал на роль своей героини. И в этом качестве ты должна была дать мне возможность изучить все твои реакции и эмоции, твои чувства, твои мысли…