— Я за тебя испугалась, придурок! Отпусти меня!
Он не отпустил, сжал мне руки, нависая сверху. И я увидела, как дернулось его горло, как расширились зрачки и прервалось дыхание.
Я вспыхнула моментально, загорелась не хуже того букета. Даже, кажется, дым пошел.
— Тина…
Он опустил голову, коснулся губами. Почти коснулся… Почти.
В коридоре прошаркали шаги, и раздался голос врачевательницы:
— Ах, это все зима, мой дорогой профессор Милеоурс! Такие ветра! Но у меня есть для вас чудесная зачарованная настойка от Билбодия Билбуда, вы же знаете его способности! Наш ученик! Настойка мигом усмирит вашу подагру, вот увидите!
Эш тихо выругался и отпустил меня. Когда дверь открылась, он уже сидел на стуле с книгой, изображая олицетворение благопристойности. Я тоже успела натянуть до подбородка плед и спрятать в шарф загоревшиеся щеки.
Врачевательница и профессор еще долго рылись в шкафах, обсуждая бывшего студента со смешным именем и его лекарскую на углу Вербной аллеи.
А мы с Эшем смотрели друг на друга.
— Чароит, Аддерли, — хрипло напомнил неприкосновенный.
Я кивнула и открыла учебник. Чароит. Заклинания. Экзамены. Надо думать только об этом!
Глава 23
Я открыл холодильный шкаф и удивился его белоснежной пустоте. Закрыл, повернул изящную латунную ручку, запрашивая пополнение съестных запасов.
В ответ тренькнул сообщитель:
«Любезнейший господин Вандерфилд! Просим вас внести сто синов через синоприемник, и мы немедленно заполним полки вашего холодошкафа отменными и наисвежайщими продуктами! Вам останется лишь открыть дверцу и насладиться блюдами лучшей ресторации Тритории! С глубочайшим почтением, управляющий Люф Артеншок».
Проклятие!
Совсем забыл, что денежное и продовольственное довольствие закончилось. Отец решил, что меня стоит наказать за проигрыш. Я подвел родителя, и он в бешенстве. Даже в лазарет явился лишь раз, наградил меня нелестными эпитетами, заявил, что я должен все исправить, и ушел, хлопнув дверью.
Что ж, ожидать от Мариуса Вандерфилда иного — глупо.
Мама заезжала, но от ее несчастных взглядов мне становилось лишь хуже.
Друзей в лазарет не пускали. Впрочем, а разве они у меня есть?
Единственная, кого я ощущал каждый день и кто своим присутствием заставлял меня подниматься, — пустышка. Хотя бы для того, чтобы полюбоваться, как она пляшет под моими окнами!
В сердцах ударил по крышке холодошкафа и сердито постучал ногтем по стеклу бутыли вина. Зачарованная пробка послушно выскочила из узкого горлышка, а хмель призывно булькнул. Но от резкого кислого запаха лишь затошнило. Вылил вино в раковину и вернулся в комнату.
Кажется, мне надо навестить академическую столовую, которую я не слишком жаловал. Питаться предпочитал в ресторациях либо заказывал блюда прямо в свои комнаты ВСА.
Но, похоже, придется привыкать к иному.
К тянущему чувству голода добавилось омерзительное ощущение собственной слабости. Я подвел семью. Сплоховал. Проиграл. А самое отвратительное — испугался. В тот момент, когда понял — мне конец. Перед глазами до сих пор стоит жуткая трехглазая морда аспида, его клыки, истекающие слюной и кровью. Моей кровью. Там, на арене, в какой-то момент я совершенно четко осознал — все. Эта бешеная тварь меня прикончит. От боли я мало что видел и еще меньше понимал. Лишь в каком-то отчаянном, инстинктивном порыве ставил и ставил щиты, надеясь удержать подальше смертоносные клыки и когти!
А ведь у меня был план! Бездна проклятая, я в него верил. Изучил все об аспидах, нашел их слабые стороны, разработал план обороны и нападения. Я думал, что получится. Должно было получиться! Но нет. Сейчас, побывав в лапах зверя, я могу с точностью сказать: те, кто выжил после аспида, счастливчики, которых эта тварь просто отпустила. Я помню глаза хищника, жуткие и странно разумные. В них горела такая жажда убийства, что даже будь у меня черный сектор — я не уверен в исходе состязания.
Аспид был готов сгореть заживо, но заодно прикончить меня. Почему? Я не дурак и поведение тварей на уроках Аодхэна тоже заметил. А ведь раньше, до lastfata, такого не было. Что происходит?
Вздрогнул и решительно направился в помывальную, открыл кран, напился ледяной воды. Поднял голову и прищурился, рассматривая свое бледное лицо в зеркало. Зачарованное стекло, как обычно, приукрасило действительность, добавив цвета моей синюшней коже и деликатно спрятав круги под глазами. Я сердито ударил по раме. Ложь! Надоело!
Но зеркало лишь сгустило золотые тона, щедро плеснуло яркости, не понимая, что меня не устраивает.
— Обман, — глухо пробормотал я, оставив в покое ни в чем не повинную вещь. — Сплошной обман!