Королевство шипов и роз

Он вынул из камзола сложенные листы и протянул мне.

Закусив губу, я смотрела на три листа с несколькими… стихотворениями. В каждом было по пять строчек. Я насчитала восемь стихотворений. Незнакомые слова бросили меня в пот. Одна я бы целый день ломала голову над их смыслом.

— Только не торопись убегать, как бешеная лошадь, и вопить во все горло, — сказал Тамлин, заглядывая через мое плечо.

Будь я посмелее, прижалась бы к его груди. Его дыхание согревало мне шею и мочку уха.

Тамлин откашлялся и прочитал первое стихотворение:

— Жила-была красавица одна,Дерзка и весьма необычна,Друзья с ней почти не водились,

Сваты у крыльца не толпились —Боялись услышать отказ… неприличный.

Мои брови поднимались все выше и выше. Я думала, они вот-вот сомкнутся с волосами. Я недоуменно смотрела на Тамлина. Наше дыхание смешалось. Улыбаясь, он дочитал стихотворение.

Затем, не дожидаясь ответа, он взял у меня листки, отошел на пару шагов и принялся декламировать следующее стихотворение — далеко не столь учтивое, как первое. К концу третьего у меня густо пылало лицо. Четвертое он читать не стал, а протянул листки мне.

— Обрати внимание на слова во второй и четвертой строчках, — сказал он.

«Необычна». «У крыльца». Я посмотрела на второе стихотворение. «Истребление». «Сожжение».

— Так это же… — растерянно протянула я.

— Совершенно верно: слова из твоего знаменитого списка. Он был слишком сочным, чтобы пройти мимо. Правда, для любовных стихотворений совершенно не годился.

Уловив молчаливый вопрос, Тамлин продолжил:

— Когда я служил в отцовском пограничном отряде, мы устраивали состязания на самое непристойное пятистишие. Проигрывать я не любил, а потому решил научиться стихосложению.

Я не знала и не хотела знать, как ему удалось запомнить длинный список моих слов. Чувствуя, что я не выхвачу стрелу и не выстрелю в упор, Тамлин вновь забрал у меня листки и прочитал четвертое стихотворение. Оно оказалось самым грубым и непристойным из всех.

Когда он закончил, я выла от смеха. И мой хохот, будто жгучее солнце, плавил многолетний лед, скопившийся у меня в душе.

* * *

Мы возвращались домой. Я продолжала улыбаться. Настроение мое настолько поднялось, что я не побоялась спросить Тамлина:

— Вчера в саду ты сказал… что этот сад был подарком… обретенной паре. Разве у вас не женятся и не выходят замуж?

— Почему же? И женятся, и замуж выходят. Но те, кому особо посчастливилось, обретают не просто мужа или жену, а свою пару. Ровню себе во всем. Фэйская знать часто женится и выходит замуж, не встретив пары. Но если ты обрел пару, между вами возникают настолько прочные узы, что брак в сравнении с ними кажется чем-то поверхностным.

У меня не хватило смелости спросить, случалось ли фэйри обрести свою пару среди людей? Зато я решилась на другой, не менее дерзкий вопрос:

— А где твои родители сейчас? Что с ними произошло?

У Тамлина дернулась челюсть. В глазах мелькнула боль. Напрасно я спросила!

— Мой отец…

Возле костяшек блестели когти, однако Тамлин их не выпустил. Какая же я дура! Вообразила, что мне позволено спрашивать о чем угодно. Взяла и испортила чудное утро.

— Мой отец был не лучше отца Ласэна. Даже хуже. Двое моих старших братьев пошли в него. Они держали рабов. Все. Мои братья… Когда заключалось Соглашение, я был еще слишком молод. Но хорошо помню, как братья…

Он умолк.

— В моей душе остались шрамы. И когда я увидел тебя, твой дом, я не мог поступить так же, как сделали бы они. Я бы себе такого не позволил. Я решил, что не причиню вреда ни тебе, ни твоим близким. Ты не станешь подчиняться капризам и прихотям фэйри.

Рабы. Значит, когда-то здесь жили рабы. Я не хотела об этом знать. Не искала их следов, хотя за пятьсот лет все следы давно исчезли. Но для большинства соплеменников Тамлина, для его мира я и сейчас оставалась говорящей вещью. Тамлин это знал. Как и суриель.

— Спасибо, — тихо сказала я.

Он пожал плечами, показывая, что один добрый поступок не снимал с него груза вины.

— А твоя мать? — спросила я.

Тамлин вздохнул:

— Моя мать крепко любила отца. Слишком крепко. Но недаром они были обретенной парой… Мать видела, в какого тирана он превращался, однако ни разу не сказала худого слова о нем. Я не мечтал унаследовать отцовский титул. Если бы у меня появилась хоть малейшая тяга к власти… думаю, братья оборвали бы мою жизнь еще в детстве. Когда возраст позволил, я вступил в отцовский пограничный отряд и стал учиться воинскому ремеслу, чтобы служить отцу или тому из братьев, кто унаследует титул правителя.

Он согнул пальцы, но опять не дал когтям вырваться наружу.

— С ранней юности я понял, что сражения и убийство — единственные занятия, которые у меня хорошо получались.

— Сомневаюсь, — возразила я.

Тамлин криво улыбнулся: