Я могу погрузиться ещё глубже: в мои желудочки, таламус, гипоталамус, гиппокамп, варолиев мост, продолговатый мозг и, наконец, в самую интригующую часть — в мою амигдалу.
В детстве я в качестве своеобразной медитации сосредотачивалась и концентрировала своё сердцебиение в различных частях моего мозга, подумав: почему бы не дать ей больше крови и не посмотреть, вдруг она вырастет? Не то чтобы у меня имелись занятия получше. Всякий раз, когда я натыкалась на некое подобие переключателя, я щёлкала им, посылая к чёрту все последствия. Мой мозг — это всё, с чем я могла играть, и там находилась целая неизведанная страна.
Я погружаюсь глубоко в мою лимбическую систему. Здесь всё тихо, темно, насыщенно и плодородно. Я отдираю ункус и смотрю на свою амигдалу и множество жизненно важных подводящих каналов, питающих её.
Изумительно.
Здесь я всегда чувствовала самые значимые аномалии в моём генетическом составе. Что-то в моей лимбической системе, а точнее в моей амигдале, отличается от большинства людей. Полагаю, это благодаря экспериментам Ровены, а также крови короля Невидимых в моих венах. Я не знаю, как именно отличается моя амигдала; я лишь знаю, что она отличается.
Это самая насыщенно живая часть меня, и некоторое время после побега из клетки я ненасытно изучала человеческий мозг, поглощая медицинские журналы и просматривая интернет. Я даже вломилась в морг и украла труп, устроила собственноручный осмотр, пытаясь решить, почему я не такая, как другие. К сожалению, я не могу визуально осмотреть собственный мозг, не убив себя, так что я до сих пор гадаю. То, что я чувствую, когда погружаюсь внутрь, наверное, сильно отличается от того, как это выглядит на самом деле. Я сильно сомневаюсь, что на поверхности моего мозга действительно сверкает видимая молния.
С другой стороны, может, так оно и есть.
Меня раздражает то, что когда я в конечном счёте умру (
Здесь, глубоко в центре моей амигдалы, я чувствую другой тип сердцебиения, словно она содержит свою собственную мрачно прекрасную циркуляционную систему, по венам которой гоняется звёздная пыль, дарующая этому крохотному сегменту серого вещества способности, которым нет объяснения.
Когда я впервые начала играть со своей амигдалой, это было маленькое миндалевидное тело. Со временем оно росло и расширялось, раздувшись до размеров грецкого ореха в скорлупе. Оно бесстрашно пульсирует страстью, силой и вечным оптимизмом, убеждённым, что всё возможно, если достаточно сильно захотеть.
Я погружаюсь глубже, отпуская всё в мире, испытывая отсутствие мыслей, существуя только как душа, чем бы она ни была, и продолжая погружаться в свою суть, я с уверенностью знаю, просто знаю — в этот раз я сумею обратиться.
Всё дело в звёздной пыли, из которой сделаны все мы. Мы вмещаем в себя безграничные возможности для созидания и эволюции. Всё находится внутри нас, и если мы выведем на первый план то лучшее, что есть в нас, это нас спасёт. А если мы этого не сделаем, это нас разрушит.
Затем у меня уже нет мыслей.
Я дрейфую.
Я существую.
Не человек. Не Охотник.
Вообще не материальное существо.
Я становлюсь самым могущественным, что есть во вселенной: любовь и надежда, помноженные на сосредоточенную силу воли.
Глава 47
Мак
Я больше не задаюсь вопросом, сплю ли я.
Я знаю, что не сплю.
Меня забалтывают до смерти.
Если это сон, и Круус действительно мог бы контролировать меня, мы бы находились в его постели, и я бы тупо, радостно восклицала про его потрясающее достоинство и мастерство, а не мрачно смотрела с балкона с осторожной улыбкой и одобрительными искорками в глазах, пока он щеголяет бесконечным парадом бесчисленных величественных достижений, цель которых — ошеломить меня.
Я голодна. Мне надо пописать. Он всё ещё говорит. Я его ненавижу.
Он с дезориентирующей скоростью мечется от одной темы к другой, и всё это демонстрирует его достижения или многочисленные печали.
Он изменился. Стал более высокомерным. Возросшая сила умножила его врождённую тиранию.
Последовав примеру Лирики, полагаясь на мёд, а не на уксус, я изображаю внимательность, аплодирую, и шоу продолжается.
— Ты никогда не задавалась вопросом, — говорит Круус, — почему из всех созданных Невидимых лишь принцы и принцессы были прекрасными и не ведомыми безумным, бездонным голодом?
Вопреки своей решимости быть мёдом, я ничего не могу с собой поделать и сухо отвечаю:
— Видимо, я что-то упустила. Ведомый безумным, бездонным голодом — именно так я бы описала тебя.
— Ах, вот и крупица твоего очаровательного огня, — он смеётся. — Рад вновь видеть его. Я начал бояться, что Даван-аллайх повредили тебя. Уверяю тебя, принцесса…
— Королева, — с вызовом бросаю я. Я по-прежнему обладаю Истинной Магией, даже если я не могу её использовать, а он ей не владеет.
Он выгибает бровь и продолжает: