Разлад в доме Брайтов начался с его отъезда. Энн и Корт едва глядели друг на друга; они чувствовали себя виноватыми, порочными и униженными. Они поддались минуткой страсти по разным причинам и разрушили свою искреннюю и прочную дружбу. К тому же им предстояло встретиться с Мэтью, которому, очевидно, было известно о случившемся.
Корт был рад тому, что из какой-то глупой сентиментальности он сохранил старый домик, где они с Мэтью когда-то вместе жили; даже старая убогая мебель стояла по-прежнему, как они ее оставили. Он послал слугу привести дом в порядок и на другой день перебрался туда со всеми пожитками. Переезд не вызвал ни удивления, ни сплетен. В городе не считалось предосудительным, когда состоятельный человек жил в скромных условиях, а то, что из чувства приличия Корт в отсутствии Мэтью покинул его дом, было полностью одобрено.
Когда он переехал, Энн вздохнула с облегчением, но скоро одиночество стало просто невыносимым. У нее не было никого, с кем бы она могла поделиться своими проблемами. Дни складывались в недели, недели в месяцы, и напряжение достигло такой степени, что Энн почти ничего не ела и страдала ужасными головными болями. К моменту возвращения Мэтью, она уже убедилась, что беременна.
Беременность еще не была заметна, а Мэтью не задавал никаких вопросов. Фактически, он почти не разговаривал с ней. Он не упоминал ни о том случае, ни о внезапной перемене места жительства Корта. При посторонних он обращался с ней с предупредительной вежливостью и старался не оставаться с ней наедине. Если у них к обеду не было гостей, Мэтью уходил в клуб. В такие вечера, сидя одна за огромным столом, Энн чувствовала на себе обеспокоенные и сочувственные взгляды слуг, но ни разу не допустила, чтобы маска спокойствия слетела с ее лица. Однако она не могла скрыть фиолетовые тени под глазами, ввалившиеся щеки и исхудавшие руки и плечи.
К Рождеству она была уже на пятом месяце беременности и понимала, что пришло время рассказать обо всем Мэтью. В этот вечер у них были гости, и когда они ушли, Мэтью как обычно повернулся к Энн спиной и направился в свою комнату. Но она окликнула его. Он удивленно посмотрел на нее холодным взглядом и молча вернулся в гостиную, закрыв за собой дверь. Он не сел, а продолжал стоять, ожидая, пока она заговорит.
Энн глубоко вздохнула. Ее сердце учащенно билось, а во рту пересохло. Тот факт, что Мэтью выглядел необыкновенно привлекательным в этот вечер, не облегчал ее задачи произнести то, что она хотела сказать.
Она заметила, что на его сюртуке были те же бриллианты, что и в день их свадьбы.
Много раз Энн репетировала свою речь, но в этот момент она забыла все заготовленные фразы и сказала просто:
— Я жду ребенка.
Мэтью, прищурившись, окинул взглядом ее фигуру.
— Мои поздравления, — холодно сказал он. — Но почему ты говоришь об этом мне? Я думаю, эта новость представляет больший интерес для отца ребенка.
— Я говорю тебе, потому что ты — мой муж, — растерянно сказала Энн.
— Лучше бы ты помнила об этом в других ситуациях.
Энн с достоинством, на какое только была способна в этот момент, подняла голову.
— Я понимаю, что не могу больше оставаться твоей женой и должна покинуть тебя, чтобы родить ребенка в другом месте.
— Ты правильно поняла, что я не потерплю незаконнорожденного под своей крышей, — подтвердил Мэтью. — Однако я не хочу никакого скандала: ты моя жена и останешься моей женой.
— Тогда я не понимаю, чего ты хочешь от меня.
— Все очень просто. Ты уедешь, чтобы тайно родить ребенка. После его рождения ты устроишь так, чтобы о нем заботились, а сама вернешься сюда. Все можно легко организовать. В последнее время у тебя неважный вид, поэтому будет вполне естественно, что ты поедешь на время к морю, чтобы поправить здоровье.
— Что ты имеешь в виду, — дрогнувшим голосом спросила Энн, — говоря, «чтобы о нем заботились»?
— Я думаю, это ясно. В такой ситуации о ребенке должен заботиться его отец.
— Ты хочешь, чтобы я рассталась с моим малышом, — воскликнула Энн. — Чтобы я отдала свою кровь и плоть и никогда больше не виделась с ним?
— Если ты хочешь представить все так трагически, то да, я этого хочу.
Энн почувствовала, что теряет сознание. В ужасе от решения Мэтью, она все же знала, что бессильна помешать ему.
— Я думаю, ты не будешь возражать, если Филип поедет со мной к морю.
— Непременно возьми мальчика с собой, — безразличным тоном произнес Мэтью. — Его будущее мало заботит меня, потому что я думаю, что он мой ребенок не более чем тот, которого ты сейчас носишь.
Холод его слов пронизал Энн; ей показалось, что она оледенела.
— Неужели ты думаешь, что Джон — отец Филипа? — в ужасе воскликнула она. — Нет, Мэтью, Филип — твой сын. Твой! Твой! Джон и я… это было только один раз, Мэтью. Только один раз, потому что ты вконец меня расстроил и я была так несчастна.
— Ты рассчитываешь, что я в это поверю? При всех возможностях для измены, которые у тебя были?
— А чья вина в том, что у нас было слишком много таких возможностей? — не выдержала Энн. — Если бы ты чаще бывал дома и больше уделял мне внимания.