Читаем Короли Кипра в эпоху крестовых походов полностью

В 1248 г. у Генриха I появилась возможность стать не просто королем, но королем-крестоносцем. На Кипр прибыл Людовик IX Святой, а вместе с ним брат короля Роберт I д’Артуа и герцог Карл Анжуйский. Также на остров прибыл из Морей ее князь Жоффруа Виллардуэн со своими вассалами, к которому еще в Монемвасии присоединился со своим войском герцог Бургундский. Все они были радушно приняты на Кипре. Генрих I проявлял живой интерес к предстоящей экспедиции, и кипрское рыцарство под командованием своего короля было готово принять участие в войне против Египта. Непонятно, по каким причинам Ле Гофф называет этого короля «чудаковатым»[72]: возможно, и в данном случае проявляется свойственное автору крайне негативное в целом отношение к крестоносному движению, как к бесполезному, бессмысленному и даже нелепому явлению в европейской истории. Вопреки Ле Гоффу, поведение кипрского короля во время пребывания на Кипре французских рыцарей трудно охарактеризовать как «чудачество». Незадолго до появления на острове Людовика IX кипрский монарх отправил посольство к монголам с целью заключения союза против Египта. Ответ хана Батыя был разочаровывающим, но стратегия короля была абсолютно верна. Это косвенно подтвердила и дипломатическая линия самого Людовика IX. Едва прибыв на Кипр, он также начал переговоры с монголами. В декабре 1248 г. в Кирении высадились послы от Великого хана. Они были приняты в столице Кипрского королевства, где вручили французскому королю письмо своего владыки с обещанием помощи в отвоевании Святой Земли у египтян. В ответ французский король отправил своих послов к татарскому хану для проведения дальнейших переговоров и заключения прочного военного альянса. Послы вернулись назад только через два года

[73], и планы о заключении союза так и остались лишь планами. Личные качества Генриха I Лузиньяна, был он «чудаковатым» или не был, никак не могли повлиять на провальный результат крестового похода. Не вина кипрского монарха, что на крестоносцев во время их пребывания на острове обрушилась страшная эпидемия, унесшая жизни многих воинов. Ее последствия оказались многолетними. Гибель войска Людовика IX Святого от эпидемии на Кипре настолько сильно отпечаталась в памяти потомков, что сделала практически невозможной дальнейшее использование острова европейскими крестоносцами как базы. Как ни убеждал Генрих II Лузиньян Европу после потери Акры в 1291 г., что Кипр станет прекрасным плацдармом для наступления против Египта[74]
, доводы «против» Рамона Луллия, теоретика крестового похода при французском дворе, или венецианца Марино Санудо Торселло окажутся сильнее. Память о жутком море в войске Людовика IX Святого через десятилетия заставляла хронистов и поборников крестовых походов вновь и вновь предостерегать современников от поездок на остров. С этой поры Кипр станет лишь местом кратковременных стоянок кораблей, заходивших в порты королевства по необходимости, главным образом, для пополнения запасов продовольствия. Например, именно для этого сделал остановку на острове принц Эдуард Английский (будущий король Эдуард I) в 1271 г. на пути в Акру.

Трижды женатый Генрих I умер в возрасте 37 лет, оставив от третьего брака с Плезанс Антиохийской единственного наследника, вступившего на престол Кипра под именем Гуго II Лузиньяна (1253–1267). Годовалый младенец, родившийся в 1252 г., стал наследником кипрского трона и унаследовал титул «Dominus Hierosolymitanus». Регентшей при нем сначала была его мать, а после ее смерти в 1261 г. — Гуго Антиохийский, сын Изабеллы, младшей сестры Генриха I Лузиньяна. Гуго II сочетался браком в 1265 г. с очередной Изабеллой, очередной представительницей рода Ибеллин из Бейрута. Но уже через два года, в 1267 г. в возрасте 15 лет он умер, не оставив после себя наследников. С его смертью, через 75 лет после появления Ги де Лузиньяна на Кипре на Востоке пресеклась прямая ветвь «старых Лузиньянов», напрямую связанных с графством Пуату. Кипрский трон в 1267 г. наследовал его двоюродный брат и бывший регент Гуго Антиохийский.

Итак, род Лузиньянов на Востоке делится на две крупные ветви: «старые Лузиньяны», прямо связанные с западной линией (1192–1267), и «новые Лузиньяны», — образовавшие Пуату-Антиохийскую ветвь, которая позднее распалась в свою очередь на три:

1) королевский дом Кипра 1267–1489 (закончилась в 1530 г.);

2) армянская ветвь Лузиньянов, королей Киликийской Армении 1310–1421;

3) нелегитимные ветви 1400–1660.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая книга

Дом на городской окраине
Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

Карел Полачек

Классическая проза
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина. Что может так своеобразно затрагивать нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая от клик в нашем сердце?И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе великого романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевно-духовно?

Нильс Кристи

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

Элис Токлас

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Чингисхан
Чингисхан

Роман В. Яна «Чингисхан» — это эпическое повествование о судьбе величайшего полководца в истории человечества, легендарного объединителя монголо-татарских племен и покорителя множества стран. Его называли повелителем страха… Не было силы, которая могла бы его остановить… Начался XIII век и кровавое солнце поднялось над землей. Орды монгольских племен двинулись на запад. Не было силы способной противостоять мощи этой армии во главе с Чингисханом. Он не щадил ни себя ни других. В письме, которое он послал в Самарканд, было всего шесть слов. Но ужас сковал защитников города, и они распахнули ворота перед завоевателем. Когда же пали могущественные государства Азии страшная угроза нависла над Русью...

Валентина Марковна Скляренко , Василий Григорьевич Ян , Василий Ян , Джон Мэн , Елена Семеновна Василевич , Роман Горбунов

Детская литература / История / Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Управление, подбор персонала / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука