Читаем Короли Кипра в эпоху крестовых походов полностью

Гуго IV правил 35 лет и был дважды женат — в первый раз на Марии Ибелин, дочери графа Яффы и Аскалона Ги и Марии Ибелин, (1307/1310–1316), во второй — на другой представительнице рода Ибелинов, Алисе, дочери Ги и Изабеллы Ибелин (1318–1359). От первого брака с яффской ветвью Ибелинов, на котором настоял Генрих II, Гуго IV имел единственного сына Ги, который, согласно кипрским законам, являлся наследником своего отца; от второго брака родилось восемь детей, двое из которых Пьер и Жак впоследствии станут кипрскими монархами. Время правления Гуго IV — самый мирный период и пора максимального процветания королевства за всю его трехсотлетнюю историю. Первое и второе, однако, не означают, что Гуго IV забыл об основном предназначении своего королевства: быть форпостом крестоносцев на Востоке. Он, как и его предшественники, с честью нес знамя крестоносца, но делал это как мудрый политик, для которого важнее всего соблюсти интересы собственного государства.

В конце 20-х – начале 30-х годов XIV в. становится очевидным, что на Востоке есть более опасный враг, нежели схизматики-греки или арабы Египта. В 1329 г. византийскому императору еще удалось отвоевать Хиос у Бенедетто Дзаккариа[131]

, а в 1330 г. папа еще пишет о том, что и Родосу угрожают греки[132]. Однако защита латинских владений от турок становится более важным делом, чем борьба со схизмой или возвращение Иерусалима и Константинополя. Наибольшая военная опасность исходила уже от турецких правителей Анатолии. Из-за нее еще в 1327 г. венецианцы пытались вовлечь в антитурецкую коалицию Византию и госпитальеров[133]
. В 1329 г. Умар Айдин отвоевал крепость Смирну у Марино Дзаккариа[134], Участились рейды и нападения анатолийских турок на Родос, Крит, Хиос, Кипр, Пелопоннес, не говоря уже о малых островах Эгеиды, не раз переживавших их опустошительные набеги. В 1340-е годы вся Романия страдала от нападений турок. Иоанн Кантакузин пишет, что к 1341 г. почти все население Эгейских островов было захвачено турками. Турки опустошали Фракию, Македонию, Элладу (т.е. континентальную Грецию) и Пелопоннес[135]
. Согласно Никифору Григоре, христиане особенно страдали от набегов эмира Лидии и Иконии, который со своим флотом терроризировал Негропонт, Крит, Родос, Пелопоннес, доставалось и Фессалоникам, и даже Константинополю[136]. Турецкие рейды происходили невзирая на многочисленные «мирные» соглашения и договоры о торговом сотрудничестве, заключенные и заключавшиеся ими с латинскими правителями[137]
. «Восточный вопрос» постепенно все больше становился именно «турецким вопросом». Первоначально латинянам Востока противостояли прежде всего эмираты Ментеше и Айдин, а в середине XIV в. к ним присоединились еще и османы. В 1354 г. последние захватили стратегически важный пункт в Дарданеллах — Галлиполи, в 1369 г. — уже Адрианополь и его округу, а к началу XV в. османский султан Баязид I (1357–1403) контролировал значительную часть Балкан[138]. Турецкие источники XIV в. полны сообщений о священной войне против христиан Эгейских островов и греческих континентальных территорий. Турки, несомненно, смотрели на латинян и византийцев как на врагов и как на неверных; византийцы и латиняне платили им взаимностью. Знаменитый арабский путешественник и купец Ибн Баттута рассказывает, что, странствуя по Анатолии (1325–1354), он встретил большое количество легистов, «святых людей», священнослужителей и светских правителей, которые проповедовали джихад — священную войну против неверных христиан. Об одном из них, эмире Айдина Умаре, он впоследствии писал следующее: «набожный принц...который постоянно был занят джихадом — священной войной», который постоянно нападал и грабил христиан, захватывал добычу и пленников, и который умер «мученической смертью» во время атаки латинян на Смирну в 1348 г.[139]

Таким образом, активность крестоносцев XIV в. фокусируется уже не в Святой Земле и на Леванте, а все более смещается на Эгеиду. Не мамлюки Египта и Сирии, а турки Малой Азии отныне представляют основную военную угрозу. Соответственно, с появлением нового типа мусульманской опасности, возникает и новый тип реакции: морские союзы европейских государств, созданные специально для борьбы с нею.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая книга

Дом на городской окраине
Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

Карел Полачек

Классическая проза
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина. Что может так своеобразно затрагивать нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая от клик в нашем сердце?И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе великого романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевно-духовно?

Нильс Кристи

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

Элис Токлас

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Чингисхан
Чингисхан

Роман В. Яна «Чингисхан» — это эпическое повествование о судьбе величайшего полководца в истории человечества, легендарного объединителя монголо-татарских племен и покорителя множества стран. Его называли повелителем страха… Не было силы, которая могла бы его остановить… Начался XIII век и кровавое солнце поднялось над землей. Орды монгольских племен двинулись на запад. Не было силы способной противостоять мощи этой армии во главе с Чингисханом. Он не щадил ни себя ни других. В письме, которое он послал в Самарканд, было всего шесть слов. Но ужас сковал защитников города, и они распахнули ворота перед завоевателем. Когда же пали могущественные государства Азии страшная угроза нависла над Русью...

Валентина Марковна Скляренко , Василий Григорьевич Ян , Василий Ян , Джон Мэн , Елена Семеновна Василевич , Роман Горбунов

Детская литература / История / Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Управление, подбор персонала / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука