Медленно, с трудом поднявшись на ноги, он повернулся к Инице, и она увидела, что его били. И били не раз. Хадрата истязали систематически: все лицо и шея в кровоподтеках, ссадина на лбу небрежно замазана комковатым кожным клеем.
– Прекрасно, что ты избрала сторону достойных и честных, – даже издевки в его голосе не было – одна усталость. – Если тоже хочешь ударить меня – давай, бей! – он театрально раскинул руки, и Иница едва устояла перед соблазном принять приглашение – просто чтобы показать ему, насколько неуместен этот балаган.
– Кто ты? – спросила она.
Удивление мелькнуло в его левом глазу, который заплыл не так сильно, как правый. Удивление и проблеск любопытства. Возможно, именно эта черта объединяла его с Фаэлем – Зеффрену, третьему брату Талантис, всякая любознательность была чужда.
– Кто я? – пробормотал он. – Как это понимать? Это такая игра?
– Ты Хадрат Талантис. Командир Гильдии и слуга Кавдорского дома. Пусть еще и жрец ТИШИНЫ, если для тебя это важно.
– И?
– Ты еще и мой отец?
Он приподнял подбородок, словно так ему было лучше видно Иницу через заплывшую щелку между веками.
– Не знаю, – сказал он. – Возможно.
– Возможно?
– Я никогда не был в опочивальне твоей матери, – он издал хрип, который лишь очень отдаленно напоминал смешок. – Понятия не имею, кто еще успел ее оседлать за те пару недель, на которые пришлось твое зачатие.
Она стояла не шевелясь, словно подошвы увязли в бетоне – лишь бы не совершить какого-нибудь неверного движения. А что верно, она и сама не знала – вот в чем беда. Наверное, развернуться и уйти. Или вонзить ему в сердце кинжал, который она сунула в складки одежды еще в верхних покоях крепости, улучив момент, когда ни Гланис, ни Рия на нее не смотрели.
– Твоя мать была красивой женщиной, – продолжал Хадрат. – Многие мужчины заглядывались на нее, когда она шла по дворцу или гуляла в садах.
– Но они ее не насиловали.
– Некоторых, вероятно, посещала такая мысль. Двоих-троих так точно, – его разбитое лицо исказило что-то вроде улыбки. – Хочешь узнать, как это было? Ты за этим пришла? Чтобы услышать, как она лежала подо мной, дрожа и рыдая от радости, что наконец-то появился мужик, который так ее обслужил, как никто другой раньше?
И тут она наконец поняла, зачем пришла к нему. Почему она так этого хотела. С Зеффреном у нее никогда не было эмоциональной связи. А вот к Хадрату – своему настоящему отцу – она сейчас испытывала такие сильные чувства, что не имело ни малейшего значения, добрые они или злые – это была именно та связь со своим родом и с самой собой, которой ей всегда не хватало. Не важно, кто
В конце концов, подумала она, ненависть и любовь так похожи, что в общем-то безразлично, какая из этих страстей движет человеком. Выхватив кинжал, она подскочила к Хадрату и прижала клинок к его горлу. Она была гораздо ниже его ростом, и даже несмотря на кинжал, он смог бы ее оттолкнуть. Но он этого не сделал. Стоял неподвижно и смотрел на нее сверху вниз, по-прежнему сверху вниз, полностью убежденный в собственной непогрешимости.
– Дочь, – сказал он. – Я рад, что мы наконец-то так близки.
Под лезвием кинжала выступила кровь – тоненькая струйка, почти незаметная на его разукрашенной синяками и кровоподтеками коже.
– Отец, – сказала она.
– Значит, ты сейчас меня убьешь.
Она надавила на кинжал, пока не почувствовала, как под металлом трепещет трахея. И лишь тогда отняла лезвие.
– Нет.
– Я думал, ты сильнее.
– Я сильна именно потому, что этого не сделаю.
– Угрызения совести еще никого не сделали сильнее.
– Угрызения совести? – она покачала головой.
– А что тогда? Радость оттого, что меня будут истязать еще и еще?
– Рано или поздно тебя убьет Фаэль. Вы так давно презираете друг друга, что у него на это больше прав.
– Как будто тебя волнует чье-то там право. Не глупи, Иница.
Она отступила на два шага назад и, выдержав долгую паузу, спросила:
– Что ты надеешься найти за Вратами Росы? ТИШИНУ?
Он улыбнулся и ничего не ответил.
– Все ли ты знаешь о ТИШИНЕ? – продолжала она. – О машинах, которые когда-то ее придумали, чтобы морочить головы простакам вроде тебя?
Он хотел что-то сказать, но замешкался и несколько раз глубоко вздохнул.
– Это просто молва. И молва весьма не
– Это чистая правда, – она убрала кинжал в ножны и отошла еще чуть дальше, но глаз с него не сводила. Всех презирающий, все потерявший, он, скорее всего, уже сам не разбирал, кого по каким причинам ненавидит. – Здесь, на Ное, можно найти свидетельства, – продолжала она. – Доказательства того, что ТИШИНА изначально была ложью. Что машины навязали миру эту веру, рассчитывая разложить Гегемонию изнутри.