– По мере продвижения армии я набираю рекрутов, то же самое делает и он. К нему идут не многие, но все же есть мужчины, предубежденные против службы у Айз Седай. – Таких было вовсе не так уж мало, но он, естественно, не мог прямо сказать об этом в присутствии трех Айз Седай. Произнося эти слова, Брин криво улыбнулся. – Кроме того, после сражения в Кайриэне Отряд приобрел несомненную репутацию. Прошел слух, что
Губы Мирелле искривились в подобии усмешки.
– Эти глупые страхи мурандийцев могут оказаться в каком-то смысле полезны, но вас я отнюдь не считаю глупцом. Талманес не упускает нас из вида, потому что боится, как бы мы не повернули против его драгоценного лорда Дракона, но неужели вы не понимаете, что если бы он и вправду собирался напасть на нас, то уже давно так сделал? У преданных Дракону есть дела поважнее. И все же поддерживать с ними отношения!.. – Мирелле приложила все усилия, чтобы взять себя в руки и вернуться к обычному спокойствию. По крайней мере, внешне. Тон ее, однако, был таков, что чувствовалось: достаточно малейшей искры и она снова вспыхнет, как сухое сено. – Мне кажется, лорд Брин…
Эгвейн, задумавшись, пропустила остальное мимо ушей. Говоря о Мэте, Брин взглянул на нее. Сестры были убеждены, что ситуация с Отрядом и Мэтом им полностью ясна, и не слишком вникали в нее, но Брин, как ей показалось, в этом сомневался. Наклонив голову так, чтобы поля шляпы скрывали глаза, Эгвейн внимательно вглядывалась в его лицо. В Салидаре Брин дал сестрам клятву, что соберет армию и поведет ее против Элайды, чтобы свергнуть ее, но почему он так поступил? Он мог не давать никакой клятвы, мог взять на себя гораздо меньше, Айз Седай все равно согласились бы, ведь их заботило одно: прикрывшись огромной армией, точно страшной маской в День дураков, напугать Элайду. Все они, правда, понимали, что иметь Брина на своей стороне очень даже неплохо. Так же как отец Эгвейн, он принадлежал к тому типу мужчин, рядом с которыми в любой ситуации нет места панике. Внезапно до Эгвейн дошло, что, если бы он лично, даже не беря в расчет армию, не поддерживал ее, это было бы так же плохо, как если бы против нее выступил весь Совет. Суан крайне редко отзывалась о Брине хорошо, но однажды все же сказала, что он человек значительный; правда, она тут же попыталась отказаться от своих слов. Всякий хорошо знающий Суан Санчей понимал, что она имела в виду: «значительный» в ее устах все равно что «ответственный».
Всадники пересекли неглубокий ручей, едва замочив копыта коней. В воде сидела грязная растрепанная ворона и долбила клювом застрявшую на мелководье рыбу. Завидев людей, птица шумно замахала крыльями, точно собираясь взлететь, но передумала и вернулась к своей трапезе.
Суан тоже смотрела на Брина – ее крутобедрая лошадка сразу побежала более резвым аллюром, когда Суан перестала чуть что натягивать поводья. Эгвейн не раз пыталась расспрашивать Суан, какими мотивами руководствовался лорд Брин, но личные, весьма запутанные отношения Суан с этим человеком мешали ей трезво рассуждать о нем; как правило, она лишь злилась и язвила. Она либо ненавидела его целиком и полностью, от макушки до пят, либо любила, хотя представить себе Суан влюбленной так же трудно, как ворону – плавающей.
Гребень холма, на котором совсем недавно видны были солдаты Отряда, сейчас опустел; Эгвейн и не заметила, как они скрылись. У Мэта репутация хорошего
– …должен быть наказан! – Мирелле все еще пылала негодованием. – Предупреждаю вас: если я узнаю, что вы снова встречались с преданными Дракону!..
Валуну безразличен дождь, который его поливает. Примерно так же вел себя лорд Брин, или по крайней мере так это выглядело со стороны. Он уверенно скакал вперед, внимательно оглядывая окрестности и иногда отрывисто отвечая: «Да, Мирелле Седай» или «Нет, Мирелле Седай». Можно не сомневаться, что уж