Корона мечей

– Мать, в их руках дубинка, занесенная над твоей головой. Хватило бы только ловкости придумать, как ее использовать. Если даже Совет не обойдется с тобой со всей возможной суровостью, все твои надежды и планы пойдут прахом. – Суан с видом отвращения покачала головой. – Я предполагала, что вы можете поступить так, когда отсылала вас троих, – что вы будете вынуждены поступить так, – но мне и в голову не приходило, что Илэйн и Найнив окажутся настолько безрассудны, чтобы привести с собой тех, кому об этом известно. Если правда выплывет, то эти две девчонки получат по заслугам. Но ты не можешь допустить, чтобы поползли слухи.

– С Николь и Арейной ничего не должно случиться, Суан! Если я одобрю их убийство только потому, что им стало известно лишнее, кто в таком случае будет следующим? Романда и Лилейн – потому что они спорят со мной? И когда этому наступит конец? – Эгвейн охватило отвращение к самой себе. Прежде она даже не поняла бы, что имела в виду Суан! Всегда лучше знать, чем оставаться в неведении, но в то же время не знать часто гораздо удобнее. Она пришпорила Дайшара. – Сегодня – день моей победы, но я не хочу, чтобы он был отравлен разговорами об убийстве. Если хочешь знать, все началось вовсе не с Мирелле, Суан. Сегодня утром Теодрин и Фаолайн поджидали…

Суан подъехала поближе, чтобы лучше слышать. Хотя эти новости не уняли ее тревоги по поводу Николь и Арейны, планы Эгвейн, которые та ей изложила, зажгли искры в ее глазах и вызвали на губах улыбку предвкушения. К тому времени, когда они добрались до лагеря Айз Седай, Суан уже горела страстным желанием приняться за выполнение следующей возложенной на нее задачи. Которая состояла в том, чтобы сообщить Шириам и остальным сторонницам Мирелле, что в полдень их ожидают в кабинете Амерлин. Она могла даже, положа руку на сердце, совершенно искренне сказать, что от них не потребуется ничего такого, чего другие сестры не делали бы прежде.

Несмотря на разговоры о своей победе, Эгвейн не чувствовала прилива энергии. Она едва слышала просьбы о благословении, наверняка многие из них даже не достигали ее ушей. Однако, по-видимому, она все же благословляла хотя бы некоторых из тех, кто просил об этом, – судя по тому, что время от времени взмахивала рукой. Она не могла одобрить убийства, но ей повсюду чудились Николь и Арейна, которые строили против нее козни. За ними необходим глаз да глаз. «Неужели когда-нибудь наступит день, когда трудностей будет хоть чуточку поменьше?» – вот что ей хотелось бы знать. Чтобы победа не сочеталась непременно с какой-то новой угрозой.

Когда Эгвейн вошла в палатку, у нее окончательно испортилось настроение. Боль в голове бешено пульсировала. Наверно, было бы легче, останься она на свежем воздухе.

Два аккуратно сложенных листка пергамента лежали на крышке письменного стола, каждый запечатан воском, и на каждом выведены слова: «Запечатано Пламенем». Эти печати могла взломать только Амерлин; если бы это сделал кто-нибудь другой, такой поступок рассматривался бы как не менее серьезное преступление, чем нападение на саму Амерлин. Больше всего на свете Эгвейн хотелось даже не прикасаться к ним. У нее не было ни малейших сомнений в том, кто написал эти слова. К несчастью, она оказалась права.

Романда предлагала – «требовала» было бы более подходящим словом, – чтобы Амерлин издала указ с грифом «запечатано Советом», о котором было бы известно только восседающим. Согласно этому указу, всех сестер следовало вызвать одну за другой и любую, которая откажется, взять под стражу и отсечь от Источника как подозреваемую в том, что она принадлежит к Черной Айя. Зачем их надо вызвать, четко не разъяснялось, хотя, в общем, можно догадаться, вспомнив утренние рассуждения Лилейн по этому поводу. Послание самой Лилейн было полностью выдержано в духе ее обычного поведения с Эгвейн – точно мать с неразумным ребенком. В нем еще раз подчеркивалось, что это предпринято исключительно ради блага самой Эгвейн и всех остальных. Лилейн считала, что указ должен иметь гриф «запечатано кольцом», то есть что с его содержанием следует ознакомиться всем. Лилейн настаивала и на том, чтобы впредь было запрещено всякое упоминание о Черной Айя как подстрекающее к вражде – серьезное преступление по закону Башни – с соответствующим наказанием.

Эгвейн со стоном рухнула на свое складное кресло. Конечно, его ножки тут же сложились, и она чуть не упала на ковер. Можно, вероятно, немного потянуть время, но они ведь не отвяжутся от нее с этим идиотизмом. Рано или поздно кто-то из них представит свое «выдержанное» предложение Совету, и тогда этот курятник всполошится, точно в него запустили лису. Они что, слепые? Подстрекающее к вражде? Да издай Эгвейн такой указ, и Лилейн добьется того, что все сестры проникнутся убеждением, что среди них не только находятся Черные, но и сама Эгвейн принадлежит к их числу. В результате – паническое бегство Айз Седай обратно в Тар Валон, к полному удовольствию Элайды. Романда просто подталкивала к мятежу.