Если бы Мэт мог, он выскочил бы из экипажа и толкал его сам. Он не сомневался, что можно ехать и побыстрее. Улицы были уже залиты солнцем, повозки и фургоны прокладывали себе путь посреди толчеи и клубов пыли, сопровождаемые криками и проклятиями как возниц, так и прохожих, которым приходилось освобождать дорогу. По каналам скользило так много барж, передвигаемых шестами, что, шагая с одной на другую, не составляло труда перебраться на другой берег почти как по улице. Над мерцающим белым городом висел неумолчный гул. Эбу Дар трудился вовсю, наверстывая время, потерянное вчера во время Праздника птиц, не говоря уже о Дне раздумий и Празднике Света, к тому же завтра вечером ожидался Праздник последних красных угольков, а два дня спустя День Маддина – в честь основателя Алтары – и затем, следующим вечером, Праздник полумесяца. Считалось, что южане непревзойденные ремесленники, но Мэт полагал, что эта репутация объяснялась прежде всего необходимостью упорно трудиться, восполняя время, потерянное за дни и ночи бесчисленных празднеств и торжеств.
В конце концов экипажи все же добрались до реки и потащились по нависающей над водой длинной каменной пристани, с которой тянулись вниз ряды ступеней к привязанным вдоль нее лодкам. Сунув в карман кусок темно-желтого сыра и приличную краюху хлеба, Мэт запихнул корзинку под сиденье. Он был голоден, но те, кто наполнял корзинку, явно торопились – бо́льшую ее часть занимал глиняный горшок с устрицами, но кухарки забыли их приготовить.
Выбравшись на улицу вслед за Ланом, Мэт оставил Налесина и Беслана помогать остальным вылезать из подходящих экипажей. В каждый, точно сельди в бочку, набилась почти дюжина мужчин, отнюдь не таких мелких, как кайриэнцы, и вылезали они оттуда, все задеревенев. Мэт, обогнав Стража, направился к головному экипажу, положив ашандарей на плечо. Все его мысли были заняты Найнив, Илэйн и тем, что он собирался им сказать, не важно, кто его услышит. Пытаться скрыть от него то, что натворила Могидин! Ни слова не сказать о гибели двух его людей! Он им… Внезапно мысль о том, что Лан, точно каменная статуя с мечом у бедра, возвышается у него за спиной, улучшила настроение Мэта. Дочери-наследнице, по крайней мере, придется выслушать все, что он думает по поводу таких секретов.
Найнив стояла на пристани, завязывая тесемки своей шляпы с голубыми перьями и разговаривая с кем-то сидящим в экипаже.
– …так и сделали, конечно, но кто мог подумать, что Морской народ потребует такого, даже за частную услугу? Только им это могло прийти в голову!
– Но, Найнив, – сказала Илэйн, сходя на пристань со шляпой с зелеными перьями в руке, – если эта ночь была такой чудесной, как ты можешь жаловаться на…
Она замолчала, заметив подошедших Мэта и Лана. Прежде всего, конечно, Лана. Глаза Найнив широко раскрылись, лицо запылало, словно вечерняя заря. Илэйн замерла, одной ногой все еще стоя на подножке кареты и одарив Стража таким сердитым взглядом, будто он потихоньку подкрался к ним. Лан пристально смотрел на Найнив, и его лицо выражало не больше, чем забор. И хотя Найнив, казалось, готова была заползти под карету и спрятаться там, она смотрела на Лана так, будто, кроме него, в мире никого не существовало. Когда до Илэйн дошло, что ее сердитый взгляд пропал втуне, она сошла на пристань, освобождая дорогу Реанне и двум Мудрым женщинам, которые ехали в той же карете, Тамарле и седовласой салдэйке по имени Джанира.
Однако дочь-наследница не смирилась с тем, что на нее не обратили внимания, нет уж. Она переключилась на Мэта Коутона, сердито уставившись теперь уже на него, и оттого, что объект ее негодования изменился, оно лишь усилилось. Мэт фыркнул и покачал головой. Если женщина не права, она умудряется отыскать столько промахов в поведении подвернувшегося под руку мужчины, что тот и впрямь начинает верить, будто виноват. Основываясь на личном опыте, опиравшемся как на собственные воспоминания, так и на принадлежавшие давно умершим людям, Мэт считал, что есть лишь две ситуации, в которых женщина способна признать свою неправоту: когда она хочет получить что-то взамен и когда в середине лета повалит снег.
Найнив вцепилась в свою косу, но не так неистово, как обычно. Нащупав косу, руки соскользнули с нее, и Найнив принялась ломать пальцы.
– Лан, – неуверенно начала она, – не думай, что я говорила о…
Страж спокойно прервал ее, с легким поклоном подавая ей руку:
– Мы на людях, Найнив. Говори только о том, о чем прилично говорить при всех. Могу я проводить тебя к лодке?
– Да, – ответила она, кивая так энергично, что ее шляпа чуть не упала. Найнив нетерпеливо поправила ее обеими руками. – Да. На людях. Проводи меня.
Она приняла протянутую руку и вновь обрела спокойствие, во всяком случае внешне. Подхватив свободной рукой пыльник, Найнив практически потащила Лана по пристани к сходням.