Корона Подземья

Меня охватывает дурное предчувствие. Путешествие в Страну Чудес будет концом всему. Снова ввязавшись в это дело, я потеряю не только возможность жить нормальной, обычной жизнью.

На сей раз я потеряю голову. И всё остальное.

Глава 7

Убежище

Папа говорит, что на ужин я могу заказать что угодно – в награду за то, что сегодня сдала два экзамена. Поскольку это, возможно, наш последний семейный ужин, я прошу папиных знаменитых блинчиков с кленовым сиропом и большой стакан холодного молока.

Надев синие клетчатые лосины и серебристый свитер, я пробираюсь на кухню и наблюдаю, как родители вместе готовят. Они так делают каждый вечер. Мама, держа чашку муки, чихает. Белая пыль покрывает папино лицо, и на кухне разыгрывается настоящее сражение. Оба, засыпанные мукой, смеются. Папа притягивают маму к себе, аккуратно вытирает ей губы полотенцем и целует.

Я отступаю в тень, улыбаясь так, что щекам больно. Когда я вижу, что они флиртуют, как школьники, у меня буквально сердце разрывается. После стольких лет разлуки они это заслужили. И я не хочу, чтобы сегодняшний день был последним, когда я видела их счастливыми.

Мы садимся за стол. Блины легкие, ноздреватые, щедро политые сиропом. Это вкус дома, уюта, безопасности. Я глотаю блины, наслаждаясь каждым куском.

Пока родители моют посуду, я ухожу в спальню и кормлю ручных угрей мелко нарезанным крутым яйцом. Афродита и Адонис изящно танцуют, свиваясь, и подхватывают кусочки, совсем как влюбленная парочка, которая ловит снежинки на язык.

Эта сцена напоминает мне стеклянный шар, который в моем сегодняшнем сне держал в руке клоун, и тут же меня накрывают воспоминания, такие яркие, что кажется, будто я вновь попала в Страну Чудес. Я, пятилетняя девочка, смотрю на моего восьмилетнего друга и наставника и чуть не плачу, ведь он держит в руках стеклянный шар, не позволяя до него дотянуться.

В тот раз мы с Морфеем посетили Лавку Человеческих Причуд. Во сне он всегда переносил меня в Страну Чудес, но мы редко общались с другими подземцами. Без позволения Морфея они не могли заглянуть за завесу сна, разделяющую нас. Зато мы могли наблюдать за ними, как за рыбками в аквариуме.

Но в тот день Морфей хотел, чтобы я кое-чему научилась, поэтому он временно снял завесу.

– Я занят, – сказал он своим нахальным детским голосом, снова тряся передо мной стеклянным шаром. – Хочешь игрушку? Найди к ней дорогу.

Мазнув черными крыльями по моим босым ногам, он повернулся спиной ко мне и принялся рассматривать магазин.

– Но я ведь не умею летать, – буркнула я, засовывая кончик косички в щель между передними зубами.

Морфей посмотрел на меня через плечо и закатил глаза, обведенные черными узорами; тогда я поняла, что он уже всё решил. Я окинула взглядом свою красную пижаму. Штаны были покрыты пятнами грязи – недавно мы играли в салочки под гигантскими грибами. Морфей выиграл, даже не запачкав белую атласную рубашку и черные бархатные брючки. Как надоело вечно проигрывать!

Надувшись, я принялась бродить по магазину. Потолок представлял собой переплетение веток и гниющих листьев; пол и стены были сложены из потрескавшегося камня. Сквозь расщелины пробивался мох. Здесь пахло сыростью, ногам было холодно.

Массивные деревянные полки стояли рядами, образуя проходы. На них теснились блестящие новенькие тарелки, столовые приборы, лампы, зубные щетки, гребни и тысячи других вещей из мира людей. Наши обычные предметы высоко ценятся в Стране Чудес.

Мое внимание привлекла верхняя полка в дальнем углу магазина – слишком высоко, чтобы дотянуться. С края свесилась красивая муслиновая лоскутная кукла с глазами, как васильки, и блестящими розовыми губами. На семи нижних полках тоже лежали блестящие новенькие вещицы – серебристый елочный шар, увеличительное стекло, чучело канарейки в клетке (так искусно сделанное, что птичка казалась живой), белые глиняные кувшины, на которых были нарисованы улыбающиеся божьи коровки, затейливые пузырьки из-под духов, дверная ручка, конфетницы с кукольными головками на крышечках. Но всё это было гораздо менее притягательным, чем лоскутная кукла.

Морфей ушел к другим полкам, нарочно не обращая на меня внимания.

Я робко иду туда, где за кассой сидит Овца. Это странное существо как будто слеплено из тех диковинок, которые стоят на полках. Ее почти человеческое лицо покрыто бело-серыми заплатками, как плесенью; губы, брови и волосы состоят из грибов, зеленых и ворсистых, как потертый фетр, а туловище – старый манекен – снабжено двадцатью парами тонких, как карандаш, ручек и ножек, прикрепленных к телу при помощи петель и ржавых гвоздей.

– Мисс Овца, я нашла игрушку, которая мне нравится. Пожалуйста, достаньте ее, – говорю я самым вежливым голосом.

Нижняя часть ее туловища, полая и плоская, покачивается на высоком табурете. Овца смотрит на меня сквозь квадратные очки своими острыми, блестящими, как морские камушки, глазами. И резко отвечает:

– Нет.