Корона Подземья

Солнечный свет льется из слухового окна под потолком. Паутины, полные мертвых насекомых, свисают со стекла. Местами они спускаются до пола, блестя, как гротескные свадебные вуали, украшенные драгоценностями. В доме всего одна большая комната. Слева лестница на чердак, справа ванная. Там, сразу за открытой дверью, я вижу высокий шкаф, в котором штук пятьдесят или даже больше маленьких ящичков. Обтянутые холстом стены выше, чем казались снаружи. Нет никакой мебели, кроме складных стендов, прислоненных к стенам. Солнце свободно отражается от пыльного деревянного пола.

Всё очень яркое и бесплотное… как на небесах. Я понимаю, почему Роза выбрала эту студию. Оставив дверь приоткрытой, я на цыпочках обхожу какие-то художественные принадлежности. Чешик напрягается у меня на плече.

Повсюду картины – на мольбертах, прикрытых пыльной тканью, на стенах. Я поворачиваюсь на скользком деревянном полу, чтобы разглядеть их все.

Мое дыхание учащается, когда сюжеты картин становятся ясны. Садовые ножницы, окровавленная детская рука, осьминог, которого пожирает устрица, лодка на романтической звездной реке, двое, катящиеся на досках по песчаной дюне, истекающие кровью розы, коробка с головой внутри. Наши с Джебом воспоминания о Стране Чудес. Воспоминания, которые больше не принадлежат ему. Но я узнбю эти зловещие и прекрасные образы где угодно. Джеб великолепно проиллюстрировал наше путешествие. Видимо, он безостановочно трудился ночь напролет.

Каким-то образом он всё вспомнил.

Я пячусь и натыкаюсь ногой на свернутый холст. Разворачиваю его и вижу рисунок, на котором Джеб взламывает машину мистера Мейсона на больничной парковке, а рядом стоит и ждет медсестра в белом платье.

У меня кружится голова.

Значит, сестра Терри действительно сыграла какую-то роль в похищении мозаик и Джеб помогал ей?

Я вспоминаю слова Морфея: «Ты думаешь, я единственный, кто способен незаметно проникнуть в машину с включенной сигнализацией?» Он был прав. Даже некоторые люди на это способны, если они разбираются в машинах.

Но не исключаю и вполне невинное объяснение. У мистера Мейсона новенькая машина, которую Джеб никогда не видел. Сестра Терри могла соврать ему, сказать, что это ее машина, что она забыла внутри ключи… Джеб отпер дверцу и ушел. Тогда она украла мои работы – возможно, по приказу другого подземца. Тогда понятно, почему я не увидела в ней ничего волшебного.

Разумеется, всё было именно так. Потому что Джеб никогда бы меня не предал.

Но Морфей прав и еще кое в чем. Я действительно сужу его и Джеба по-разному. В одной и той же ситуации я не удостаиваю своего темного мучителя презумпции невиновности.

– Джеб! – кричу я, подавляя рыдание. – Ты здесь?

Нет ответа. Только эхо моего отчаянного голоса.

Чешик выпутывается из волос.

– Он на чердаке… больше негде, – говорю я вслух, чтобы утешить себя, но тщетно.

Я поднимаюсь по лестнице. Ступеньки скрипят под моим весом.

Я останавливаюсь, поднявшись достаточно высоко, чтобы обозреть второй этаж. Там сильнее чувствуется сладкий фруктовый запах. На полу, опрокинутый, лежит огромный стеклянный графин, и из широкого горлышка капает что-то вроде темно-лилового вина.

Но Джеб не стал бы пить. Он почти совсем не пьет, особенно когда рисует.

Всё, включая голые деревянные стены, покрыто густой непроницаемой паутиной с какими-то выпуклостями. В дальнем углу я вижу маленький холодильник и торшер. На полу, рядом с лестницей, лежит матрас. Я отгоняю от себя кошмар, который видела в больнице, – тело Джеба на постели, окутанное паутиной. Матрас пыльный и старый, но на нем ничего нет.

Похоже, тут вообще несколько лет никого не было. Я начинаю спускаться, но вдруг что-то замечаю – черную рубашку и японский галстук, который Джеб надел вчера для интервью. Они валяются в углу возле лестницы. Затаив дыхание, я поднимаюсь на предпоследнюю ступеньку, протягиваю руку и тяну вещи к себе. Из-под рубашки показываются три мои пропавшие мозаики.

Я захлопываю рот ладонью. Этот звук разносится по пустой комнате. Чешик тут же оказывается рядом.

Как и в школе, я мало что могу разобрать, кроме – как мне кажется – разоренной Страны Чудес и разъяренной королевы. Интересно, как мама смогла увидеть что-то еще.

Чешик порхает вокруг, словно пытаясь что-то сказать.

Морфей говорил, что его дар – умение найти наилучший выход и решить проблему. Возможно, к волшебным картинам это тоже относится.

– Ты знаешь, как надо их читать? – спрашиваю я. – В зеркале ты сидел на плече у мамы, чтобы помочь ей с ними разобраться, так?

Словно до сих пор он ждал, когда я соединю всё точки. Чешик вдруг растворяется в облаке серого дыма и оранжевых искр. Он парит над стеклянными бусинами и, словно фильтр, делает яснее все очертания. Как будто я смотрю черно-белый фильм. Сначала гигантский паук гонится за цветком; потом Червонная Королева стоит посреди хаоса и разрушения; и на последней мозаике я вижу одинокую королеву, у которой верхняя половина туловища обернута чем-то белым, вроде паутины.

Тревожные знаки, которые я не в состоянии сложить воедино.