Корона Подземья

Я не вижу Таэлор, потому что между нами вздымается пламя, но слышу кашель. Или она очнулась, или ее легкие инстинктивно пытаются избавиться от раздражителя. Что бы там ни было, она нуждается в помощи. Я глотаю горячий воздух. Глаза болят и слезятся.

Чтобы спасти Таэлор, нужно потушить огонь, который я породила. Я замираю на долю секунды, охваченная какой-то странной материнской тоской.

Если мне удастся устроить дождь, я быстро уничтожу пламя. Оно потухнет, прежде чем успеет испытать боль. Я вспоминаю заплесневелую душевую, где встретилась с Морфеем, – в подвале под спортзалом. Все эти дырявые заржавленные трубы находятся прямо у меня под ногами.

Я представляю, как они оживают, вытягиваются и извиваются, словно саламандра, которая приходит в себя после спячки в гнилом бревне. Гибкий металл стучится в пол снизу и проникает сквозь подошвы моих сапог. Вода просачивается между деревянными половицами и собирается вокруг. Металлический звон отдается эхом, когда трубы лопаются. Из всех трещин с шипением бьют струи – сначала они устремляются вверх, а затем падают, истребляя пламя.

Ад сокращается, и в зале становится темнее. Я шлепаю по воде, и мокрая, холодная одежда липнет к телу. Чуть не поскользнувшись, я останавливаюсь возле стола.

Таэлор стонет и трет глаза. Я помогаю ей приподняться и встать, опираясь на край стола. Она снова кашляет. Я не брошу ее. Она едва держится на ногах.

Дверь распахивается от удара. Заходят несколько пожарных, сверкая фонарями. Они останавливаются на пороге, ошеломленные тем, что видят.

В неверном свете открывается устроенный мной разгром: обгорелое дерево, бумага и краска, грязные лужи, сплошь покрывающие пол, и где-то подо всем этим – оранжево-синий баран, изуродованный до неузнаваемости, обугленный и почерневший.

– Что тут было? – с трудом спрашивает Таэлор и налитыми кровью глазами осматривает обезображенный зал.

Она стоит по щиколотку в черной воде. Ее сапоги кучкой дымящихся лохмотьев лежат неподалеку, и от запаха горелой кожи меня мутит.

Вместо ответа я приваливаюсь к столу рядом с ней. Я – как огонь. Обессиленная. Выгоревшая. И я еще даже не начала сражаться, поскольку битва, которую я только что выиграла, схватившись со Страной Чудес и с собой, ничто по сравнению с обвинениями, с которыми мне предстоит столкнуться. И с вопросами, на которые я не сумею ответить.

Ветер треплет мою разлохмаченную косу, когда я стою на парковке, между «Гоблином» и папиной машиной. Я залпом допиваю воду и бросаю бутылку в мусорный бак. Мой взгляд скользит по утреннему небу, потом падает на машину водопроводчика, стоящую у заднего входа.

В ушах раздается тихое гудение насекомых: «Отлично, Алисса… еще одна битва, чтобы спасти нас всех».

От этого предостережения я ощутимо напрягаюсь. Они правы. Я еще далеко не в безопасности, как и все люди, которых я люблю. Теперь моя основная цель – Джеб.

Пожарные и полиция уехали пять минут назад. Но у меня перед глазами еще сверкают их фонари. А может быть, это языки огня. Не удивлюсь, если пережитый ад никогда не уйдет из моей памяти. Неизгладимое воспоминание о той минуте, когда я забыла о себе-человеке и одним махом загубила свои школьные дела и отношения с папой.

Папа как раз собрался забрать «Гоблина» из мастерской, когда ему позвонил директор школы. Он в жизни бы не догадался зачем.

– Если приедешь домой первая, – говорит папа, – подожди меня. Я хочу сам сообщить твоей матери, что тебя временно исключили. Договорились?

Его голос дрожит, как будто он старательно сдерживается, чтобы не закричать на меня. Папа думает, я слишком напугана, чтобы справиться с бурными эмоциями.

Вид у него уничтоженный. Он стоит, привалившись к машине, в рабочем костюме. Папа – как и все, кроме Дженары, – уверен, что я притащила в школу миллион муравьев, чтобы выпустить их вечером, а потом случайно подожгла зал, когда пыталась исправить последствия своего глупого розыгрыша.

Папа не верит, что это вышло случайно, хотя он ничего не сказал ни полиции, ни мне. Но я вижу сомнение в его глазах. Он думает, что я разбила зеркало в раздевалке, как и трюмо в спальне. Он не желает верить, что зеркало нагрелось от огня и треснуло, когда его облили холодной водой, как – якобы – и лопнувшие лампочки.

По крайней мере не придется объяснять, откуда взялась вода. По словам пожарных, огонь нагрел деревянные половицы, и они сдавили проржавевшие трубы, так что те лопнули. Чистая удача.

О да.

Меньше всего можно сказать, что мне повезло.

Я не отрицала муравьев, потому что в какой-то мере действительно виновата. Папа перестал настаивать, чтобы я поговорила со школьным консультантом; он уже назначил встречу с психиатром. Он считает разбитое зеркало началом того же самого пути вниз, который проделала мама. С его точки зрения, я просто пассивная жертва.

– Алисса. – Папа настоятельно ждет ответа.

– Да, – отвечаю я. – Если вернусь первая, то буду молчать как могила.