Корона Российской империи. Слава, честь и доблесть династии Романовых

22 февраля Николай II снова выехал в ставку, и в этот момент в столице вспыхнула паника, порожденная слухами о возможном голоде, которые были вызваны перебоями с подвозом хлеба. На следующий день в Петрограде начались волнения, которые очень скоро переросли в забастовку под политическими лозунгами, вплоть до «Долой самодержавие!». Попытки разогнать манифестантов силами полиции не увенчались успехом.

Хаос разрастался. Но лишь 25 февраля ставку и императора уведомили о беспорядках в столице. Узнав об этом, Николай II послал войска в Петроград для поддержания спокойствия, а сам отправился в Царское Село, желая быть ближе к столице, да и просто тревожась за семью. Но он не мог знать, что информация устарела, беспорядки переросли рамки простого голодного бунта. Пути к Петрограду оказались перекрыты.

^{Январь и февраль 1917 года император провел в Царском Селе. На весну готовилось большое наступление, призванное отбросить германцев}

^{А. К. Беггров «Визит императора Николая II на яхту „Полярная звезда“», 1908}

Царь вынужден был изменить маршрут. 1 марта он прибыл в Псков, в ставку командующего Северным фронтом. В столице тем временем наступило полное безвластие. Ситуация в Петербурге не контролировалась никем. Весы могли качнуться в любую сторону.

Но Николай и командование армии этого не знали. Император связался по телефону с председателем Государственной думы М. В. Родзянко. Николай призывал Думу восстановить порядок в столице и стране. Родзянко патетически отвечал ему, что уже поздно.

Николай видел перед собой тяжелый выбор: отречение или попытка идти на Петроград с верными ему войсками. Последнее означало гражданскую войну в то время, когда внешний враг находился в российских пределах. Этого он не хотел.

Окружение царя поддержало мысль об отречении, убеждая его в том, что это единственный путь, способный спасти страну от хаоса. Генералитет, видя рост революционных настроений в войсках, тоже стоял за отречение. Из командующих фронтами и флотами один лишь адмирал Колчак не присоединился к общему давлению на царя. Впрочем, он не прислал никакой телеграммы по этому поводу.

^{В 1913 году Россия праздновала трехсотлетие дома Романовых. Императорская семья совершила поездку в столицу}

После долгих и мучительных размышлений император решился. Николай Александрович подписал манифест об отречении и за себя, и за неизлечимо больного царевича Алексея в пользу младшего брата Михаила. Он полагал своим долгом спасение державы даже такой ценой и намеревался после этого вместе с сыном покинуть родину.

Михаил же не получил от представителей Думы, сообщивших ему об отречении брата, никаких гарантий личной безопасности. Поэтому он предпочел отказаться от короны, которая уже не несла ничего, кроме лишних неприятностей. Николай узнал об этом и подписал новый манифест, теперь уже об отречении все-таки в пользу Алексея. Он передал документ генералу Алексееву, который не отправил его, «дабы не вносить лишнюю смуту». Мол, царь все равно уже отрекся.

Только 8 марта комиссары самопровозглашенного Временного правительства прибыли в Могилев, куда Николай вернулся из Пскова, и объявили об аресте царя. Они не рискнули обнародовать прощальное обращение императора к войскам, хотя оно призывало армию к верности этому правительству. Да, тому самому, которое подвергло его аресту. Нет, они отказали ему и в этой малости, хотя Николай призывал солдат к исполнению своего долга перед Родиной до полной победы.

Так окончилось правление последнего императора всероссийского. Он принял решение, которое казалось ему единственно правильным, но очень скоро оказался ввергнут в куда большие душевные мучения. Его отречение не спасло страну. Наоборот, ее погружение в хаос только начиналось.

9 марта арестованного царя перевезли к семье, в Царское Село, оцепленное войсками, верными новой власти. Спустя несколько месяцев Временное правительство, так и не предъявив бывшему царю и его семье никаких обвинений, распорядилось отправить их в Тобольск, подальше от столицы, якобы ради их же безопасности. Даже запоздалых писем и корявых газетных статеек, доходивших в сибирскую глубинку, было вполне достаточно, чтобы Николай II понимал, что держава, вчера еще могучая, стремительно катится к гибели. Теперь он раскаивался в своем отречении, понимал всю бесплодность этой жертвы.

Тем временем настал черед низвергателей царской власти. Их самих за одну ночь смели большевики, гораздо смелее конкурентов обещавшие народу кисельные берега и молочные реки. Об этих днях Николай II написал в своем дневнике: «Тошно читать описания того, что произошло две недели тому назад в Петрограде и в Москве! Гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени».