Корона скифа (сборник)

В это время раздался позади страшный рык, Дмитрий Иванович забыл, что он потомок Ермака, и припустился бежать, а за ним скачками несся молоденький полицейский, покрикивая:

— Ой! Ой! Ой!

А Миша Зацкой именно в эту минуту приблизился к Вознесенскому кладбищу, различил в полутьме фаэтон в переулке, подошел. Из фаэтона вышли Терской-Мончегорский и Алена. Андрей Измайлович сказал:

— Что-то вы, мой друг, пить много стали. Разве это хорошо для молодого человека? Я более чем вдвое вас старше, а ведь не пью. Выпивка — баловство слабых. Вы что, для храбрости хлещете, что ли? Или муки совести заглушаете? Не советую, пьянство — еще более отвратительный порок, чем воровство. Да мы ведь и не воруем, мертвым не нужно то, что мы у них берем. Это благородно: вернуть жизни изъятую у нее вещь!

Андрей Измайлович похлопал Мишу по плечу:

— Ну, не хмурьтесь, вы уже почти выплатили свой долг. Сегодня идем в последний раз. Посмотрим три склепа, и все! Да скоро и холода грянут. Ладно! Идем!

— Последний раз! Слава богу! — Миша вздохнул. Да, видно, так и будет, потому что сегодня сам Андрей Измайлович приехал, до этого много раз приезжал его помощник, грубый, злой человек.

Они подошли к знакомой стене, постояли, прислушались, перелезли.

В двух склепах оказалось на удивление много драгоценных вещей. Ну да, Андрей Измайлович и его помощники заранее намечали такие захоронения, где лежали самые богатые томичи. Правда, случалось, что и у миллионщика в склепе, и в гробу ничего не было. Но такое бывало редко. Все же богатые люди стремятся богато проводить своих мертвых в мир иной.

Вот и третий на сегодня склеп. Алена и Андрей Измайлович потянули за кольца плиту, Миша привычно юркнул в щель. Быстро сделал свое дело и протянул мешочек с добычей Терскому-Мончегорскому. Хотел вылезти, но Андрей Измайлович тревожно сказал:

— Фонари приближаются! Охрана! Мы тебя закроем, ты затаись на полчаса. Вернемся — выпустим. Ведь если поймают — в каторге сгноят!

И тяжелая плита отделила Мишу от мира, он остался в настывшем склепе, с его безмолвными обитателями.

Минут через двадцать, усаживаясь в фаэтон, Андрей Измайлович шепнул Алене:

— Пришла пора от него избавиться, пьет, болтает всякую чепуху, того гляди крючкам сдаст.

Алена погладила Терского-Мончегорского по лысинке:

— Ах, ты мой умненький, хорошенький, славненький! — и обняла его могучей рукой.

Скелет мамонта

Федора Ильича Акулова забрали прямо в его мясном магазине, когда он отдавал распоряжения приказчикам.

Два полицейских чина ухватили его за руки:

— Вы арестованы!

— На каком основании? Меня вообще арестовывать нельзя, я — гласный городской думы!

— Был гласный, станешь согласный! — хохотнул один из полицейских, дав Федору Ильичу пинка. — Иди, не кобенься, не то хуже будет.

И его, как негодяя какого, провели среди белого дня по городу в тюремный замок. И многие купцы выглядывали из своих домов и лавок, и прохожие останавливались, и проезжие останавливались, даже разворачивали экипажи.

К воротам тюрьмы Федор Ильич и полицейские подошли, сопровождаемые изрядной толпой. Одни сочувствовали, другие злорадствовали. Слышались разные мнения:

— За правду страдает!

— Так и надо, не моги на начальство клеветать!

Как раз в этот день на многих заборах появились прокламации. А в них говорилось, что не надо подчиняться властям, надо сопротивляться.

Появление прокламаций тотчас связали с арестом Федора Ильича, по городу, из дома в дом, шло:

— Федька-купец бунтовщиком оказался! Против власти пошел, вот тебе гласный!

В тот день, как привели Федора Ильича в тюремный замок, тюремная охрана была усилена, полицейские метались туда-сюда возле забора. И горожане решили и приговорили:

— Никогда такого не было, стало быть, Федька хотел убить не только губернатора, но и самого государя императора! Никак не меньше! И чего не хватало? Столько магазинов, столько денег! Жил бы да жил. Так нет, надо злодействовать!

А переполох в тюрьме был совсем по иной причине. Каким-то образом исчез из тюрьмы иностранный агент Улаф Страленберг, которого велено было стеречь пуще глаза. И стерегли, держали за семью замками, в потайной яме, где обретались самые страшные преступники. И сбежал!

Как? Никто понять не мог. Может, бандиты там его съели? Бывало, что и человечиной питались. От них всего можно ждать! Но сколько ни искали, нигде и костей не нашли. Кости-то они бы не сгрызли, небось, подавились бы. Да и чего в нем есть-то было? За время сидения в тюрьме он так исхудал, что только кости одни и остались.

Шершпинский избил трех охранников, наорал на начальника тюрьмы, пообещав выгнать в шею. Вызвал лучших сыщиков и объявил премию за поимку беглеца. Следить было велено за домом Каца, за всеми домами на горе. За Гороховым, за всеми томичами, которые когда-либо имели с Улафом дело. Но таковых не много нашлось. На почтовые станции разослали рисунки, с изображением этого зловредного шведа.