За соседним столиком полный извозчик с круглым лицом стал стучать по краю стола пересохшей воблой. К нему присоединился другой. Получилось громко: не то топот копыт, не то барабанная дробь.
– Еще какой! Иначе бы он и Кирьяном не был, – отвечал Грош.
Неожиданно стук прекратился. Извозчики одновременно втянули в себя по полкружке пива и принялись пласт за пластом раздевать рыбу.
– Ладно, давай теперь поговорим о деле, – Игнат отставил в сторонку пустую кружку, и тут же из-за дымовой завесы соколом-сапсаном на нее спикировал халдей. – Повторить! – коротко распорядился Сарычев.
– Слушаюсь, – отозвался половой, машинально мазнув тряпкой по столу, и через несколько секунд поставил на стол кружку с пенящимся пивом. Школа у здешних половых была отменная, дореволюционная. Они появлялись именно в тот момент, когда в них возникала потребность. И исчезали тотчас, когда надобность пропадала.
– Где сейчас может быть Кирьян?
– Вот этого никто не знает, – серьезно ответил Грош. – Кирьян человек непредсказуемый. Сегодня он может быть в Москве, завтра окажется в Питере, а еще через неделю «нитку порвет» и объявится где-нибудь в Варшаве.
– В Варшаве, говоришь? – помрачнел Сарычев, посмотрев на полного извозчика, который с заметным удовольствием посасывал плавники.
– Может, и в Праге, дело-то хозяйское. А то, что он лыжи за границу давно навострил, так это точно! Один из его жиганов как-то разнуздал звякало и сказал, что у Кирьяна тропа до самого Берлина есть.
– А может, его сейчас и в Москве-то нет?
– Зря беспокоишься, Хрящ. Ничего, если я тебя так называть буду? – осторожно поинтересовался Грош. – Тебя иначе-то теперь и не называют.
– Валяй, если нравится! – безразлично отреагировал Игнат Сарычев.
– У него в Москве баба есть, молодая совсем, лет восемнадцати. Так она из него корабельные канаты вьет. Без нее он никуда не денется. Это точно.
– К чему ты это говоришь?
– А к тому, Хрящ, что не далее как вчера видел я ее в Глазовском переулке, кофточку она какую-то покупала.
– Ты не мог ошибиться? – спросил Сарычев как можно спокойнее.
– Ты думаешь, я с двух шагов девку не узнаю? – гордо тряхнул Грош пегой бороденкой. И, перегнувшись через стол, торопливо заговорил: – Я ведь ее еще пацанкой знал, когда она в мужиках толка-то никакого не знала. Подойдешь с ней к трактиру да предложишь иному нэпману за четвертной. А потом на нее Кирьян глаз положил. А мне пришлось в сторонку отойти.
– Где ее можно найти, знаешь?
– Нет, – отрицательно покачал головой Грош. – Он ее бережет. И всюду с собой таскает. Одно могу сказать: там, где Дарья, там и Кирьяна искать нужно. И то, что он скоро объявится, это точно. – Грош совсем перешел на шепот: – Поговаривают, что он поклялся перед жиганами краску из тебя выпустить и, пока этого не сделает, из Москвы никуда не уедет.
– Поглядим, – усмехнулся Сарычев.
– А правда, что ты Хрящу… настоящему, путевку к святым местам организовал?
– Правда, – не стал лукавить Игнат.
– Ты бы Кирьяна поостерегся, – посоветовал Грош, сделав три больших глотка, – он слов на ветер не бросает.
– Что ты еще можешь сказать о Кирьяне?
Грош призадумался на минуту, а потом заговорил:
– То же, что и все… Он очень умный, хитрый и осторожный, иначе бы его уже давно пристрелили. Никому не доверяет, разве что кроме Дарьи и еще двух-трех приближенных. Для него человека убить – все равно что два пальца обмочить. Стреляет он одинаково хорошо с обеих рук. И если идет по городу, то никогда не вынимает рук из карманов. Палит без промедления, как только чувствует опасность. Как-то в семнадцатом году его загнали на крышу десять жандармов. Так он половину их пострелял, прыгнув на крышу соседнего дома, и ушел проходными дворами. А знаешь, какое расстояние было между домами? – спросил Грош.
– Не представляю.
– Метров шесть! Так он даже не приостановился, пальнул в двух жандармов и побежал дальше. Вот так-то! Мне так кажется, что вы его никогда не поймаете.
– Поглядим, – повторил Сарычев и, бросив на стол рубль, сказал: – Сдачу не бери, пускай халдеи пожируют. Кстати, хочу у тебя спросить, а чего это ты вдруг помогать мне стал?
– Жить хочу, – выдохнув, честно признался Грош – Уж слишком сильно ты нас всех потеснил, что ни день, так кого-нибудь ловят.
– Ты же легавых не любишь. Как же твои принципы?
Грош неожиданно широко улыбнулся:
– Это у жиганов принципы. Они все идейные, а я ведь «не помнящий родства». С меня и спрос невелик.
Поднявшись из-за угла и окинув дымный зал пристальным взглядом, Сарычев слегка раскачивающейся походкой направился к двери.
Кирьян, по-хозяйски развалясь, сидел на диване. На кухне гремела посудой Дарья и в комнату не показывалась. У ног терлась мелкая белесая дворняга и заискивающе всматривалась в лицо Кирьяна. В дверях, тушуясь, стоял парень лет двадцати пяти. Он без конца перебирал тонкими пальцами фуражку и неловко улыбался.
– Так сколько ты, говоришь, взял у булочника Аврама?
– Немного, Кирьян… Всего-то два миллиона рублей.