— Смешно, правда? Человек в тюрьме, а ему все чего-то надо и надо. — Впрочем, теперь уже все, баста! Он себе слово дал: когда выйдет на свободу, устроится на самую рядовую работу. Чтобы никаких больше забот и проблем. Прозвенел звонок, и живи как хочешь. Без всяких головных болей.
Спрашиваю:
— А у вас получится?
— Что?
— Жить поплевывая, без головных болей?
Жигаев долго смотрит на меня и ничего не отвечает.
А я с горечью думаю: а вдруг и вправду Анатолий Борисович научится в результате жить спокойно, без головных болей? Как те, другие.
«Не перестаю себя казнить»
Прошло два месяца после публикации очерка о Жигаеве, и редакция получила от Анатолия Борисовича письмо с просьбой напечатать его в газете. Вот оно, это письмо, привожу его полностью:
«Очерк «Просители и благодетели» написан обо мне. Я, Жигаев Анатолий Борисович, бывший главный инженер Краснопресненского ППЖТ, осужден судом на шесть лет лишения свободы и пишу из колонии усиленного режима.
Я хотел бы обратиться к читателям газеты и сказать им следующее.
Каждый день и каждый час не перестаю казнить себя за то, что ради дела преступил закон.
Зачем я пошел на это? Почему вовремя не остановился? Не осознавал, что делаю?
Как хотелось бы ответить на такие вопросы четко и однозначно. Но однозначного ответа я не нахожу. Даже сейчас, глубоко переживая и осознавая свою вину.
На предприятие, которому спущено было производственное задание, но не были созданы условия для его выполнения, пришел главным инженером я, человек, имеющий технические знания, но не имеющий знаний, как и где раздобыть те или иные необходимые материалы, как заставить людей работать без инструмента и спецодежды, как удержать способных работников, чтобы те не разбежались.
Ждать, пока кто-нибудь сверху внемлет всем нашим просьбам, обратит наконец на нас внимание, создаст надлежащие условия для работы, а до тех пор сидеть сложа руки, допустить, чтобы остановилось производство, — об этом я и подумать тогда не смел. Сама такая мысль показалась бы мне дикой и преступной.
Простая ежедневная задача — вовремя разгрузить вагон, дать заводу цемент — мне казалась тогда самой важной на свете. Как выяснилось, гораздо важнее и собственной моей судьбы, и благополучия моей семьи.
Мне потом говорили: «Дав за насос взятку, уступив вымогателю, ты принял самое простое и легкое решение». Да нет, совсем нелегко идти на нарушение и чувствовать, как ты зависим и беззащитен перед вымогателем. Но ведь при всех моих стараниях насоса я так и не получил, а вымогатель готов был помочь — немедленно и сразу. И я решился...
Прекрасно понимал, что ставлю себя под удар, что рискую своей безупречной до тех пор репутацией, но наивно считал, что по-человечески, как производственник и хозяйственник, всем все сумею объяснить и меня поймут. Бывшие мои сотрудники могут подтвердить, как я им говорил: «Я же не на дачу себе беру этот насос, не в карман его кладу, меня заставляет отчаянное и безвыходное положение нашего предприятия...» Думал: ну выговор мне объявят, с работы снимут. Тюрьмы, честно скажу, я не ждал...
Я пострадал, пострадал очень сильно. Пострадала и моя семья. Но пишу это письмо не только для того, чтобы как-то объяснить свой собственный поступок, но и затем, чтобы сказать тем хозяйственникам, которые сейчас на свободе и тоже, может быть, решают свои больные сиюминутные производственные проблемы: остановитесь, задумайтесь, не нарушайте закона! Не существует таких поводов, ради которых можно было бы нарушить закон. Слишком тяжелая эта ноша — быть осужденным, даже если преступление ты совершил не из корысти, а для дела. Нет такого дела, ради которого можно было бы совершить преступление.
И еще я хочу обратиться к тем работникам вышестоящих хозяйственных учреждений, которые по должности обязаны создавать на подчиненных им предприятиях нормальные производственные условия: не перекладывайте свою работу на плечи нижестоящих, не отмахивайтесь от них как от назойливых мух. Не толкайте их на преступление! Вы, конечно, чисты перед законом, к вам не обращались: «Подсудимый, встаньте!», вас не разлучали с семьей и с обществом на долгие шесть лет. Да только чиста ли ваша совесть?
Я верю, я очень верю, что наступает время, когда ради дела никому и никогда не придется нарушать закон.
Ох какой шквал читательской почты вызвала эта новая публикация.