Короткий путь на дно

Убить и ее, и его! От ярости у Шарифа помутился рассудок. Юноша схватил Мун и выдернул ее руку из руки моряка. Отшвырнув в сторону женщину, как что-то мерзкое и грязное, он со всего размаха нанес удар пьяному моряку в лицо. Среди прохожих раздался женский визг, чьи-то сильные руки схватили Шарифа сзади за шею. Дальше все было как в тумане. Шариф помнил, как его били сразу несколько мужчин, видел лицо разъяренного моряка. Сомалиец тоже наносил удары, пару раз ему удавалось вырваться, но его снова валили на землю и били ногами.

Шариф пришел в себя в какой-то вонючей комнате с каменными неоштукатуренными стенами. Он лежал на грязном полу. В голове юноши гудело. Он попытался приподняться, но все тело пронзила такая боль, что сомалиец опять опустился на пол. Кожу саднило в нескольких местах, очень болел правый бок. Лицо все оплыло, один глаз не открывался совсем. Шариф поднял руку и потрогал свое лицо – оно невероятно опухло. Он снова сделал попытку подняться, но теперь уже делал это осторожно. Кто-то подошел и стал ему помогать. Превозмогая боль, Шарифу удалось сесть, прижавшись спиной к стене. Под ним был страшно грязный и рваный матрас. Кто-то поднес к его рту кружку с водой.

Отдохнув немного, Шариф огляделся по сторонам. Большая грязная комната отделялась от другого помещения большой решеткой от пола и до потолка. В комнате вместе с Шарифом находилось пятеро: четыре мужчины и одна женщина. По виду все они были местными, и у всех на лицах и телах были ссадины и кровоподтеки.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил на плохом английском мужчина, который помогал Шарифу подняться.

– Плохо, – ответил слабым голосом Шариф. – Где я нахожусь?

– В полиции, – ответил мужчина удрученно, а затем спросил: – Ты христианин?

– Я? – не понял Шариф. – Не знаю… нет. А почему вы спрашиваете?

– Потому что мы все христиане, и поэтому нас здесь постоянно избивают. Вот я и подумал, что ты тоже попал сюда за свою веру.

– Я не знаю, за что я сюда попал, – пробормотал Шариф. – А почему вас бьют? Здесь что, запрещено христианство?

–Нет, не запрещено, просто мы не сторонники официальных конфессий, – ни православной, ни католической, ни лютеранской. Мы считаем их ложными…

Шариф зажал голову руками и застонал. Ему только лекции по религии сейчас не хватало для полного счастья. Юноша начал вспоминать предыдущий вечер, драку, а еще он вспомнил Мун и того моряка. Жить ему не хотелось совсем.

Сколько в Эритрее тюрем, подсчитать сложно. Во-первых, их очень много. Вряд ли можно найти еще одну такую страну, где было бы такое количество тюрем на душу населения. А во-вторых, найти официальные данные о количестве и расположении тюрем в стране просто невозможно. Шариф плохо помнил следствие, где от него пытались добиться сведений о его гражданстве и о том, каким путем он попал в страну. Следователь хотел знать, где его документы и чем он занимался раньше. Его часто, но несильно били. Затем был суд, где все что-то говорили и в чем-то его обличали. Шариф не слушал людей, впав в какую-то прострацию. Он был настолько погружен в себя, что спокойно воспринял бы даже смертный приговор.

Тюрьма в Гелало была открыта совсем недавно. В ней содержалось около 400—500 заключенных. Здесь не было тюремного здания, не было даже каких-нибудь бараков. Заключенных содержали на охраняемых площадках, окруженных колючим кустарником.

Когда Шарифа привезли туда, он был все в том же состоянии полной апатии. Юноша сразу же направился в сторонку от людей, уселся на землю и закрыл глаза, положив голову на руки. Но долго сидеть ему никто не позволил: охранник вручил метлу и приказал подметать территорию тюрьмы. Небольшая группа заключенных, которая находилась этим утром в лагере, тоже занималась уборкой территории. Это были так называемые «легко больные» заключенные, которых нельзя было использовать на постоянных работах. Слово «легко» подходило им с большой натяжкой. Несколько человек выглядели совсем неважно. На их обнаженных телах виднелись кровоподтеки от ударов, у некоторых были окровавлены головы. Кто-то хромал, у кого-то были перевязаны руки собственными майками и рубашками. «Почему им не окажут помощь», – подумал Шариф, машинально метя площадку лагеря.

Вскоре его апатия начала понемногу проходить. Живой ум юноши не мог долгое время находиться в прострации. Он жадно впитывал информацию окружающего мира. Организм требовал деятельности. Только глухая боль в глубине души все еще терзала Шарифа. Через какое-то время его заставили с одним из заключенных, молодым эфиопом, выгребать отхожее место. Это была просто яма, в которую заключенные справляли нужду. Вонь от открытой ямы в жарком климате стояла ужасная. Подкатив большой бак, Шариф с эфиопом стали опускать вниз ведра и зачерпывать зловонную жижу. Туча мух, потревоженных людьми, поднялась в воздух. Шарифа начало рвать.

– Эй, какой ты нежный, приятель! – весело крикнул напарник. – Ну-ка, соберись, а то охранники тебя туда обмакнут. Поверь мне, это будет гораздо хуже, потому что воду дают только для питья, а душ здесь не предусмотрен.