Нигериец оступился и, схватившись одной рукой за поврежденное колено, зарычал. Глаза его налились кровью, с губ капала пена вперемешку с кровью. «Значит, я ему все-таки губу разбил, – решил Шариф, – тяжело дыша от сильного напряжения и усталости. – Ну, теперь держись, буйвол». Юноша рванулся вперед и влево от нигерийца, рассчитывая, что с поврежденным левым коленом поворот в эту сторону противнику удастся с трудом. Так и случилось. Нигериец с рычанием попытался развернуться к Шарифу лицом, но не успел. В два прыжка юноша оказался за его спиной и ударил пяткой под сгиб уже поврежденного колена. Страшный крик боли огласил площадку. Соперник рухнул на одно колено, а затем и на четвереньки.
Шариф помнил правила и не собирался церемониться. Жизнь за жизнь – серьезная ставка в игре. Более того, он понимал, что, победив, но не убив своего соперника, он оставляет у себя за спиной смертельную угрозу в виде покалеченного нигерийца, который впоследствии отомстит ему, даже если его хозяин признает победу Шарифа и велит оставить его в покое. Нужно было доводить дело до конца. Шарифу было не страшно убивать. Имея два убийства за плечами, он как-нибудь переживет и это, решил Шариф. Сейчас юноша был слишком озлоблен, чтобы терзаться угрызением совести. Он был разъярен настолько, что мог бы разорвать этого бугая на части как куриную тушку без всякого сожаления.
Воспользовавшись тем, что нигериец стоял на четвереньках, Шариф подскочил к нему сзади и нанес сильный удар ногой прямо в промежность. Он даже почувствовал, как под его ногой что-то хрустнуло. Нигериец не заорал, он взвыл каким-то нечеловеческим фальцетом и завалился на бок, скрючившись в позе эмбриона. Шариф с наслаждением представил, какую боль сейчас испытывает его противник. Получил, вонючий ублюдок! Это твои последние секунды, и ты проведешь их в нечеловеческих муках. С этими злорадными мыслями Шариф прыгнул нигерийцу на спину, схватил его голову двумя руками и, рванув ее в сторону и на себя, сломал своему противнику шейные позвонки. Тот дернулся всем телом с каким-то всхлипом и обмяк под Шарифом.
На площадке воцарилась гробовая тишина, но через секунду ее разорвал гром аплодисментов и торжествующих воплей. Шариф сидел на трупе своего противника и тяжело дышал. Его грудь болела, как будто он пробежал десять километров по знойной пустыне, в горле першило, а все тело болело. Шариф боялся подняться на ноги – могла закружиться голова, и он упал бы в обморок. Пока до конца не ясна ситуация и его дальнейшая судьба, лучше быть в сознании, решил Шариф.
Ликующие вопли в заключенных ясно давали понять хозяину поверженного нигерийца, на чьей стороне общественное мнение. Но много ли оно здесь значит? Шариф понимал, что он сейчас в такой же смертельной опасности, как и до начала поединка. Главарю достаточно сделать одно движение головой, и от юноши останется только кровавая туша. Очень сомнительно, что заключенные поднимут бунт даже из-за такой вопиющей несправедливости, как нарушение первоначального договора.
Главарь некоторое время сидел молча. Его взгляд скользил по рядам заключенных и Шарифу, все еще сидевшему на трупе поверженного противника. Казалось, он напряженно размышляет о возможных и приемлемых вариантах своей реакции на произошедшее. Он мог сдержать слово и пощадить Шарифа, а мог и не сдержать и покарать шустрого нарушителя местных порядков. И в том и в другом случае ему вряд ли что грозило. Наконец он принял решение.
Главарь медленно и лениво поднялся со своего стула. Его лицо скривилось в ухмылке, что могло означать как высшую степень одобрения победой юноши, так и наоборот. Подойдя вплотную к Шарифу, главарь остановился. Юноша с трудом поднялся на ноги и посмотрел главарю прямо в глаза. Он отметил, что тот свои глаза отвел очень быстро, и это Шарифу не понравилось. Однако главарь протянул руку и похлопал юношу по плечу, проворчав что-то на местном диалекте. Затем он повернулся к трупу своего телохранителя и пнул его ногой. Аудитория взорвалась бурным восторгом. Главарь отвернулся и пошел с площадки, величественно воздев к небу обе руки. Заключенные стали что-то скандировать, приветствуя великодушие местного царька.
Шариф стоял, пошатываясь. Чья-то рука обняла его за талию. Он обернулся и увидел бледное, но радостное лицо Магибы.
– Ты великий воин, Шариф! – зашептал эфиоп. – Я горжусь, что я твой друг. Пойдем, тебе нужно отдохнуть, а я буду охранять твой сон.
– Теперь мне ничто не угрожает, Магиба, – устало ответил Шариф.
– Теперь ты в гораздо большей опасности, чем раньше, Шариф, – возразил друг.
Глава 8
Мысль о побеге завладела Шарифом целиком. В последние дни он ни о чем другом думать не мог. Но от всех придуманных им вариантов побега пришлось отказаться, как от неприемлемых или нереальных. Магиба решил бежать вместе с Шарифом. Молодой эфиоп восхищался своим другом, он верил в него и полагался на него как на всемогущего. Еще бы, победить такого громилу!