Корпулентные достоинства, или Знатный переполох. Дилогия

— Но маменька, — ухватилась я за возникшую у меня мысль, — я ведь собираюсь стать фрейлиной великой княжны. А фрейлина может быть только незамужней девицей!

— Это так, Евдокия. — Проговорила маменька задумчиво. — Хотя, замуж тебя пока никто и не выдает, а невестой можно быть довольно долго. Стоит также иметь в виду, что в последствии, то есть после твоего замужества, тебе могут дать более высокий чин при великой княжне и разрешить остаться при дворе. — Маменьке явно понравилась последняя высказанная мысль, однако она также понимала, что не все так просто, чем тут же со мной и поделилась. — Но эти перспективы пока слишком туманны…

— Вот! И я о том же! — Тут же поддержала ее я. — Чтобы получить более высокий чин при дворе, мне для начала все же стоит стать фрейлиной. А выйди я сейчас замуж, и получится, что и все мои усилия по созданию магической гимназии для девушек пойдут прахом! Да даже если я стану чьей-то невестой, то к моим словам будет уже совершенно иное отношение!

— Уже гимназии? — То ли удивилась, то ли усмехнулась маменька. — Но ты права, с замужеством тебе немного нужно повременить. Однако, если быть с тобой до конца откровенной, то партия с Заславским вряд ли может состояться, хотя я была бы этому рада. Признаться, не думаю, что он решит на тебе жениться. — И увидев мой удивленно-разочарованный взгляд, (вот, честное слово, я точно собака на сене, не могу себя понять!) проговорила. — Дусенька, это вовсе не камень в твой огород! Я думаю, что он вообще в ближайшие лет десять не женится! Разве что снова влюбится без памяти…

— Снова? — Переспросила я.

А про себя подумала: «Неужели я настолько не в его вкусе, что маменька даже не рассматривает вариант, что он может в меня влюбиться? Хотя… Положа руку на сердце, хоть я себя и люблю, но прекрасно понимаю, что такой мужчина вряд ли может воспылать чувствами к шарику на ножках. Нет, я к настоящему времени значительно похудела и мои жировые отложения почти уже не напоминают желе, которое колышется в самых неожиданных направлениях при моем движении. Да что там! Я уже даже сама могу, ну, или почти могу, завязать шнурки на своих осенних ботиночках, но где скажите на милость мужчине искать талию у молоденькой девушки буде он захочет ее приобнять? А у меня ее пока и под лупой не сыщешь… Но, судя по маменькиным словам, дело не совсем в красоте или уродстве… Просто он уже любил… И что-то в этой любви, по видимому, пошло не так.

В подтверждение моих слов маменька как-то грустно вздохнула, взяла меня под руку и, подталкивая вперед, произнесла:

— Я знаю Дмитрия еще с тех пор, как он бегал в коротеньких штанишках и стрелял из рогатки, хотя это и строжайше ему запрещалось. Помню, как еще совсем мальчишкой он приезжал со своим отцом к нам в гости. Помню, как он быстро и неожиданно вырос в красивого статного парня, как без памяти влюбился в графиню Островскую, как женился, как они были счастливы… — Она ненадолго замолчала, с теплотой вспоминая то время. — Но жизнь не всегда бывает справедлива. — Маменька заметно погрустнела. — Елена умерла сразу после родов, у нее было слабое сердце. Не помогли ни врачи, ни маги. Она была очень милой и доброй девочкой. Такая тоненькая, гибкая, хрупкая, как полевой цветочек. Не удивительно, что Дмитрий любил и буквально носил ее на руках. Если бы не сын, которого она ему подарила, то боюсь, он мог бы и не выдержать утраты.

— У Дмитрия есть сын? — Удивилась я.

Почему-то я даже не думала, что у него могут быть дети.

— Да, маленький Петруша. Ему совсем недавно исполнилось пять лет. Родители князю уже наверное плешь проели, уговаривая вновь жениться, чтобы у ребенка появилась мать, но он ни в какую не соглашается даже просто подумать над кандидатками.

Грустная история, ничего не скажешь. Жаль и Дмитрия, и его сына. Мне почему-то представился маленький темноволосый, как папа, мальчуган с голубыми глазами в которых застыла грусть. А от того, обоих стало жалко еще больше.

Но в том, что женщины умирали после родов, не было ничего удивительного. Это вам не современные больницы с кучей приборов и препаратов, которые уж точно помогли бы женщине выжить! Да что там! На сколько я могу провести аналогию со своим миром, такое простое действие, как помыть перед осмотром руки, стало приветствоваться врачами лишь с середины 19 века! До этого было нормальным сначала поработать в морге, провести вскрытие, к примеру, а потом даже не ополоснув толком рук и инструментов отправиться принимать роды. Страх и ужас!!! Не удивительно, что при этом смертность рожениц и детей была недопустимо высокой!

Погрузившись в такие невеселые размышления, я не заметила, как подошло время ужина.

Тут стоит сказать, что приемы пищи стали в нашем доме довольно людными. Одних только учителей различных дисциплин, включая и тех, что преподавали уже на момент появления этого эксперимента, насчитывалось 8 человек. В общем, всего за ужином присутствовало около 20. Немаленькая цифра скажу я вам. И, видимо, чтобы Заславский не затерялся где-нибудь среди преподавателей, его посадили рядом со мной.