Корсар

В первом году нового столетия я прибыл в этот порт в середине июня. Ко мне сразу же наведался воевода Алферьев. Он был без бороды, только с длинными усами, и в новых черной с желтым кантом поярковой шапке-треуголке, однобортном темно-зеленом венгерском кафтане с накладными карманами и красными обшлагами, под которым был красный камзол — безрукавка из более тонкой ткани и почти такой же длины, красные штаны до колена и чулки, а на ногах тупоносые башмаки. На шее по новой европейской моде черный галстук, повязанный, как пионерский. Во Франции офицеры повязывали галстуки так же, но один конец продевали в петлю жюстокора, шестую сверху. На левом боку висела на ремне шпага. Скорее всего, это мундир Преображенского полка. Говорят, этот полк и Семеновский проявили себя под Нарвой, не дали разгромить русскую армию полностью.

— Царь прислал приказ, чтобы ты прибыл к нему с Москву сразу, как приплывешь сюда, — сообщил воевода.

— Закончу выгрузку-погрузку и съезжу. Суда без меня сходят в Лондон и обратно, — решил я.

— Царь написал, чтобы ты прибыл немедля, — настойчиво повторил он.

— Царь мне не указ, я сейчас подданный короля Англии. Так и напиши, что требовал, грозил, но я сказал, что, пока суда свои не погружу и не отправлю, в Москву не поеду, — так же настойчиво повторил я.

— Ох, не сносить мне из-за тебя головы! — пожаловался воевода Алферьев.

— Не бойся, я ему нужен, поэтому гневаться если и будет, то только для вида, — отмахнулся я.

Я как раз занимался проверкой привезенного русским купцом воска, когда ниже по течению, от стоявшей там Новодвинской крепости стали доноситься пушечные залпы. Это были не учения. Так долго попусту стрелять не будут. Хоть убей, но я не помнил, осаждали шведы Архангельск и если да, то чем это закончилось? На всякий случай приказал экипажу приготовиться к бою и отшвартовке. Если пришел большой флот, попробуем уйти вверх по течению. Пусть шведы попробуют прорваться мимо города, под обстрелом пушек.

Пушечная стрельба прекратилась. Прошло часа два, и до Архангельска добрались новости. Оказывается, к устью Северной Двины подошел шведский флот в составе четырех линейных кораблей, шнявы и двух галиотов. Галиот — это придуманное голландцами двух- или полуторамачтовое судно с плоских дном и мощными килем, форштевнем и ахтерштевнем. Я бы назвал его вариацией гукера. Грот-мачта ставится примерно в трети длины судна от форштевня. Перед ней несли фока-стаксель и один-два кливера. На самой мачте поднимали грота-трисель большого размера, шпринтовый или гафельный, а над ним ставили прямые марсель и иногда брамсель. На бизань-мачте поднимали только небольшой трисель, причем для крепления гика-шкота за корму выносился выстрел. Я видел галиоты длиной метров тридцать, с тремя мачтами и водоизмещением тонн пятьсот, но сюда пожаловали небольшие, тонн под сто. Шведы захватили на острове Сосковец артель рыбаков и потребовали, чтобы кормчий Иван Седунов по прозвищу Ряб довел их до Архангельска. Прозвище, наверное, получил потому, что был рябой или ловил и продавал рябчиков. Птиц потрошили, замораживали, складывали в бочки и оправляли по санному пути в Москву на столы богатых горожан. Иван Седунов был бобылем беспахотным. Бобыль — это не семейное положение, а вид экономических отношений между землевладельцем и крестьянином. Если крестьянин брал не полный надел земли, который называли жеребьем и за который надо было не только вносить плату зерном или деньгами, но и отрабатывать повинности, а только двор (дом с хозяйственными пристройками и приусадебным участком) без земли (беспахотный) или не весь жеребий (пахотный), то отдавал только арендную плату, повинности на исполнял и подрабатывал всякими промыслами. Бобыль Ряб летом рыбачил на монастырь, у которого арендовал двор, и, возможно, промышлял зимой рябчиков и пушного зверя. Так вот этот кормчий Иван Седунов и посадил на мель шняву «Мьёхунден» и галиот «Фалькен» метрах в четырехстах от Новодвинской крепости, причем носом к ней, из-за чего корабельные пушки оказались не при деле. Второй галиот «Тёва-литет» успел отвернуть, а потом, забрав экипажи с севших на мель судов, которые оказались под обстрелом крепостных батарей, удрал в море, к своей эскадре. Бобыля Ряба и захваченного ранее переводчика Дмитрия Попова, который готов был показать врагам путь в Архангельск, но только не знал его, шведы застрелили из мушкетов. Самое забавное, что несостоявшегося предателя убили, а героя легко ранили.