Корсар

Вольмар горит. Мы подожгли всё, что способно гореть. В том числе и много тонн ржи нового урожая. Всю неделю откармливали ею лошадей и другую скотину, но все равно остаток не помещался на телегах, которые мы захватили. Рожь, как и скот — товар стратегический, врагу нельзя оставлять. За эти дни пленные солдаты и крестьяне разрушили все четыре башни и переместили большую часть вала в ров, сделав их почти одного уровня. Скорее всего, Вольмар через несколько лет восстановят, но он вряд ли будет укрепленным городом. Сделали это по приказу Петра Первого. Как догадываюсь, царь стирает таким образом воспоминания об унижении под Нарвой.

Замыкает колонну двенадцатый эскадрон. В его обязанности входит не дать разбежаться трофеям. Нападения с тыла я не опасаюсь. В Вердене гарнизон всего из трех сотен пехотинцев при двух пушках. Можно было бы и его захватить, но я не счел нужным. Во-первых, три сотни пехотинцев не представляют для нас угрозы; во-вторых, я знаю, что эта территория вскоре будет частью Российской империи, незачем ее зазря поганить; в-третьих, нам бы увезти то, что в Вольмаре награбили; в-четвертых, нарвинского комплекса у меня нет. К тому же, двенадцатый эскадрон позавчера неподалеку от Вердена повстречал и расстрелял из засады отряд из полусотни шведских кирасир под командованием капитана Карла Фрёлиха, сына рижского губернатора. Один кирасир уцелел, не получил ни царапины, свалившись с испугавшейся и вставшей на дыбы лошади. Есть такие везучие придурки. Именно придурки, потому что с головой явно не дружат. Умный на их месте давно бы загнулся, а эти из любой передряги выбираются самым глупейшим образом. Его отпустили, отобрав коня, оружие, кафтан и ботфорты. Одежда и обувь были не новые и дешевые, но как-то обидно стало моим драгунам, что этот везунчик вообще без неприятностей выберется. Я приказал им распространять среди местных слух, что русская армия идет на Ригу. Вот через этого придурка и передали принеприятнейшую новость рижскому губернатору. Впрочем, гибель сына наверняка огорчила его больше.

Утром четвертого дня колонна разделилась. Десять эскадронов с частью обоза и скота остались у Мариенбурга, который осаждал генерал-фельдмаршал Шереметев, а два повели остальную добычу в Псков. Говорят, там сейчас молодого крепкого чухонца или чухонку можно купить за двадцать копеек. Один из этих эскадронов вернется из Пскова в расположение полка, а второй погонит на Москву ту часть добычи, которая принадлежит мне и офицерам полка. Я еще в начале похода, когда узнал, что можно на вражеской территории (всё!), написал тестю, чтобы прикупил земли, а Насте — чтобы дала на это деньги из оставленных мной. Гулящей земли в Московии сейчас много, стоит дешево. Без крестьян она — обуза, а где их взять?! Разбегаются, сволочи, подальше от столицы, туда, где барщина легче, вольностей больше. Крестьян я добыл. Осталось посадить их на землю. Не сомневаюсь, что тесть справится с этой задачей, дело для него привычное. Тем более, что придут они с рабочими лошадьми, волами, коровами, рабочим инвентарем и зерном на посев. Офицеры, у родителей которых есть вотчины или поместья, последовали моему примеру. Приказ Петра Первого жесток, но обогащает его империю, делает ее сильнее.

49

Мариенбург расположен на острове на озере Алуксне. Латыши и город называют, как озеро. Мариенбургом его нарекли крестоносцы, построив здесь крепость, чтобы контролировать торговый путь из Пскова в Ригу. Мост, соединявший остров с материком, частично разобрали и частично сожгли, поэтому осада и затянулась. Наши притащили сюда лодки со всей округи и как раз закончили сколачивать плоты. Штурм намечался на следующее утро.

Командующий жил на постоялом дворе, который располагался в конце улицы, ведущей от разобранного моста к Рижской дороге. Все остальные дома на этой улице занимали офицеры его армии. Жилое здание постоялого двора было трехэтажным, построенным из красно-коричневого кирпича и покрытым черепицей такого же цвета, поэтому казалось, что и крыша кирпичная. Посреди двора два солдата опаливали пучками горящей соломы свиную тушу, положенную на доски. У коновязи стояли шесть лошадей, все вороные. Только у одной заметил изъян — белый «чулок» на задней левой ноге. Возле входной двери, на низком крыльце под жестяным навесом, замерли два часовых с фузеями у ноги. Взгляд у обоих отсутствующий, сквозь меня. Или знают в лицо, или, что скорее, признают своим, благодаря мундиру. Генерал-фельдмаршал Шереметев сидел в столовой во главе длинного стола, застеленного белоснежной льняной скатертью. Компанию ему составляли одиннадцать старших офицеров. Пили пиво из оловянных кружек с крышками. Обслуживал их толстый мучжина лет сорока трех и с сонным круглым лицом, белый фартук которого был в серых, влажных пятнах.

— А вот и завоеватель Вольмара! — отсалютовав кружкой, поприветствовал меня главнокомандующий. — Присаживайся, составь нам компанию!

— А не помешаю тайной вечере? — пошутил я, садясь в конце стола на свободное место.