Корсар

Где-то в этом месте будет рейд Славянка с двухпалубным дебаркадером у левого берега. На рейде становились на якорь и лагом друг другу, по четыре, суда, идущие сверху в разводку питерских мостов, и ждали двух часов ночи, когда начиналось это мероприятие. Иногда набиралось десятка два судов. Рейд обслуживал катер, поэтому экипажи перемещались на берег в магазины и обратно, а также с одного судна на другое. На четырех, которые стояли борт к борту, перемещения были массовые и с различными целями и результатами. Мое первое участие в этом мероприятии было запоминающимся. К часу ночи на судно прибыл лоцман — мужчина в возрасте немного за тридцать и с неистребимой женской тягой к истерике. Наверное, чтобы приглушить позывы ее, был он пьян. Начали выбирать якорь — выбило питание на брашпиле. Если бы лоцман был трезв, в разводку бы не пошли, а так капитан послал меня, имеющего к тому времени морской диплом капитана и только начавшего речную карьеру в должности третьего штурмана, за электромехаником, который жил со мной через тонкую переборку, поэтому я был в курсе, что он настолько пьян, что отрубился. Гости пытались привести его в сознание, били головой о переборку, чтобы продолжить банкет, но не сумели и разошлись. На палубе посреди каюты кто-то из его друзей-приятелей на прощанье навалил довольно таки внушительную кучу. Так понимаю, от всего желудка и кишечника отблагодарил за гостеприимство. Увидев ее, я развернулся и пошел на мостик, где сказал капитану, чтобы сам шел и будил, у меня, мол, не получилось. Капитан был бесхребетным алкашом, который пил со всеми, начиная с курсантов-практикантов, и посему был всеми помыкаем и даже посылаем. У него имелось только одно достоинство — из-за пьянок некогда было часто появляться на мостике, поэтому штурмана быстро набирались опыта. Капитан сумел привести электромеханика в вертикальное положение и пинками отправить на бак. Все-таки они — старые собутыльники, знали сильные и слабые места друг друга. Невзирая на невменяемое состояние, электромеханик быстро починил брашпиль. Боцман выбрал якорь, и мы побежали догонять караван. При проходе каждого моста, а их на нашем пути было восемь, лоцман закатывал сцену «Шеф, усё пропало!». Пролеты в мостах узкие, иногда проходили впритирку к левой или правой опоре, можно было рукой дотянуться. Были белые ночи, и на мостах стояли зеваки, махали нам руками и кричали всякие-разные, в зависимости от общей культуры и количества выпитого, пожелания. После четвертого моста был длинный и широкий рейд, на котором нас поджидал караван, идущий снизу. На реке идущий снизу обязан на трудном участке пропустить идущего сверху. Потом были еще четыре моста и часам к четырем утра — громкая швартовка к набережной Шмидта. (Те, кто успел оформить отход в моринспекции, сразу шли в море, а мы добрались до Славянки поздно, не оставалось времени на поездку в центр города). Пьяный капитан по совету пьяного лоцмана недостаточно погасил инерцию переднего хода — и мы скулой въехали в гранит набережной. Искры сыпанули, как праздничный фейерверк. К счастью, это было последнее происшествие. Лоцман сразу умотал домой, я пошел по пустому, спящему городу в моринспекцию, которая находилась в паре километрах от набережной, а экипаж «Волго-Балта-220» побежал к таксистам, у которых втридорога можно было купить водку в любое время суток. Ночных магазинов при советской власти не было, иначе бы страна пила круглосуточно: трезвость и социализм несовместимы. К полудню проспались и вышли в море.

Переправляли драгунские полки на противоположный берег Невы для того, чтобы отразить нападение шеститысячного корпуса генерал-майора Крониорта, который, как предполагали, может подойти со стороны Выборга. Недавно на наших на правом берегу напал отряд из пяти сотен шведов при четырех пушках. Нападение отбили, захватив три пушки. Шведы отступили, наверное, к своему корпусу, но куда — никто не знал. Поэтому Шереметев послал три полка по трем дорогам в северном направлении, чтобы разведали, где враг. Мой полк был одним из этих трех. Направление движения самое неперспективное — вдоль западного берега Ладожского озера в сторону города Кексгольма, ранее называвшегося Корела и отданного шведам за помощь в борьбе с поляками в Смутное время. Когда я впервые посещал этот город, он назывался Приозерск. Мы привезли туда бревна для местного целлюлозно-бумажного комбината. Выгружали прямо в воду мелкого залива рядом с комбинатом. Бревен там было столько, что во многих местах образовывали причудливые острова. От воды в заливе шел бражный дух. Как догадываюсь, некоторые бревна лежали в воде месяцами, если не годами. Летом вода прогревалась — и начинался процесс. Наверное, местные алкаши ходили туда похмеляться. Встаешь на четвереньки и на халяву хлебаешь бражку прямо из залива.