Корыстный интерес (СИ)

— Ну что, что?! — резко остановился я. — Что я, по-твоему, мог сделать? Связать урода, оставить его в той землянке подыхать? Или оставить рядом с ним ножик и взять с него честное-пречестное, что он не станет освобождаться до заката следующего дня? А что потом? Думаешь, он не пошёл бы следом за нами, горя ненавистью и жаждой мести? Думаешь, он не рассказал бы всем остальным, кто мы такие и куда путь держим, и про все мои фокусы с водоворотом? Если на человека не подействовало всё то, что мы вместе пережили; если он полностью не переформатировал своё сознание после кораблекрушения, тогда это уже бесполезно. Он заражён, он гнилой изнутри. И жизнь его будет только плодить эту гниль, распространяться вокруг, точно вирус. Его уже не излечить.

— Поэтому ты так легко убил его? — сокрушалась Акада, видимо, вспоминая недолгие, но истошные предсмертные вопли матроса.

— В следующий раз, когда тебя захотят изнасиловать, я не стану препятствовать, — оскалился я в ответ. — Я просто устроюсь в сторонке и посмотрю представление, словно занятный порнофильм. Договорились?

— Я не виню тебя. Я благодарна.

— Какая-то гаденькая у тебя благодарность. Знаешь, так обычно говорят, когда дальше следует «но». Я поздравляю тебя, но… Я люблю тебя, но… Я благодарна тебе, но… Вот это «но» всё перечёркивает. И получается, что человек просто лжёт изначально, пытаясь скрасить дальнейшие неприятные слова.

— Я ничего не пытаюсь скрасить. Я просто считаю, что лишать жизни — это слишком жестоко.

— Акада, прекрати! А то ты выглядишь сейчас как ханжа какая-то. С одной стороны, ты жаждала избавиться от насильника, но с другой — не желала ему смерти. А чего же ты тогда желала ему? Чего-то половинчатого? Мук и пыток или искалеченного тела, инвалидности после избиения? А может, тюремного заключения, которое ничем не отличается от пыток, только растянутых во времени? Тюрьма никогда никого не лечит, только ещё больше ломает. Если ты умная девочка, тогда проследишь логическую цепочку и дальше сама ответишь на вопрос, кому выгодно передерживать моральных уродов в тюрьмах, куда частенько направляют невиновных людей, где их и ломают по полной программе. Ты понимаешь, что насильник однажды — насильник навсегда? Если человек уже переступил грань, если однажды остался равнодушным к мольбам и чужой боли, в нём позднее вряд ли проснётся сострадание. Ведь это не воровство, которое можно застыдить, и не убийство по неосторожности или в пылу самообороны. Половое насилие — это всегда намеренное причинение вреда, всегда прямой умысел. И от того, что насильнику однажды не позволили причинить боль другому человеку, он не перестанет фантазировать на эту тему. Он обязательно когда-нибудь совершит подобное с другой женщиной, девочкой или мальчиком. Какая ты, однако, добрая. Живёшь по принципу «после меня хоть потоп»?

— Я так не живу! — вскинулась Акада. — Я не бесчувственная дрянь! Не выставляй меня такой.

— Вот и ты не выставляй меня таким! Не надо думать, будто мне это так легко далось. Тому, кто умеет чувствовать чужую боль, убивать гораздо сложнее.

— А ты, можно подумать, умеешь чувствовать?

— Намного острее, чем ты это себе представляешь. И отнять у кого-то жизнь для меня невыносимо тяжело. Помимо всего прочего для меня это не только гигантская ответственность, но ещё и ноша, которую я, в отличие от других, способен вынести, «переварить», не отравив самого себя. Только к чему такие сложности, к чему энергозатраты? Давай в следующий раз всё будет по-другому: ты не кричишь от ужаса и не барахтаешься под очередным ценителем плотских утех, а просто расслабляешься и получаешь удовольствие. Тогда и я расслабляюсь и никого не убиваю. Зачем мне поганить свою карму из-за тебя? В конце концов, ведь это твоя жизнь, твои приключения, твои ошибки и твоя расплата за прошлые прегрешения. Ты ведь веришь в карму, эзотеричка? А я, уже дважды избавив тебя от столь важного жизненного урока, только оказываю медвежью услугу — лишаю тебя возможности познания и расплаты. Больше не буду. Обещаю. Побудь жертвой, почувствуй всю справедливость сансары. Я думаю, ты сразу пересмотришь своё отношение к незыблемым постулатам и больше не станешь принимать на веру многотомные труды великих теоретиков.

— Насилие порождает насилие. То, что ты убил Питера и тех разбойников, не меняет ситуацию во всём мире. Душевные уроды и аморальные люди не прозреют от твоего поступка. Напротив, кто-то подумает, что и он способен на убийство. И начнёт вершить своё правосудие, исходя из собственных представлений о добре и зле. При чём здесь моя карма? Ты смотрел на Питера и сам взвешивал, сам принимал решение. Тебя никто не заставлял. Я не просила тебя о помощи. А даже если бы и попросила, то ты сам оценивал ситуацию. Ты повернул колесо сансары по собственной воле и вклинился в мою судьбу. Но с таким же успехом ты мог бы остаться безучастным к моим слезам.