Корыстный интерес (СИ)

— Запомни это историческое событие, — донеслось из гостиной.

— Непременно, — процедил я, посмотрев на часы.

Было восемь утра. На часах. Их я тоже бросил в мешок.

К девяти часам я был укомплектован не хуже Санта-Клауса с мешком подарков наперевес.

— Клептоман, — поставила диагноз Акада-Акакайос, садясь со мной в карету.

— Королевские конюхи, как я слышал, имеют приличное жалование. У тебя всё ещё остаётся мизерный шанс честно подзаработать. Не думаю, что конюхи оставят тебя без оплаты. На мини-юбку точно хватит.

Она надулась, натянула на себя чалму, и мы поехали.

Основной проблемой был кучер. Требовалось отвлечь мужика, чтобы выяснить, где сбагрить королевское добро. Но это оказалось нетрудно. Сославшись на немого, тупенького и никчёмного Акакайоса, я попросил кучера сбегать туда, а потом сюда и куда-то ещё. А пока он бегал по моему поручению, я сам носился с высунутым языком. Но-таки выяснил, к кому обращаться.

Вскоре мой мешок опустел, а кошелёк потяжелел. И я приказал ехать за городские ворота, крутиться там на постоялом дворе возле всяких лавочек и забегаловок, и вот так неожиданно мой Акакайос исчез, а вместо него в карету села…

— Здесь занято, нечего ломиться! — грубо отмахнулся я, не сразу узнав Акаду. — О! Так это ты?! — вытаращился я, не веря собственным глазам.

Подумать только, что с женщиной делает платье!..

— Ох, Акада, мне сразу вспомнился лозунг какой-то рекламной кампании: «Ткань продаёт мебель». Или если перефразировать, то получается: «Платье продаёт женщину».

Звонкий получился шлепок. От пощёчины. Ладно, на этот раз хоть заслуженно, а то взяла в привычку лупить меня просто так.

Обратно мы ехали молча. Она смотрела в окно, то и дело поправляя маленькую шляпку с вуалью, а я смотрел на неё… нет, не на шляпку.

— Тебе к лицу нежно-розовый цвет, — вырвалось у меня, когда мы уже вернулись во дворец.

— Сейчас ты скажешь, что я на поросёнка в нём похожа? — гневно повернулась ко мне Акада.

— Да нет же, — даже опешил я. — Что ты ко всем моим словам цепляешься? У тебя предменструальный синдром или уже менопауза? Совсем неудовлетворённая?

— Кобель озабоченный.

— Фригидная овца.

— Ну давай, загни мне опять про конюхов, которые всегда помогут.

— Тебе никто уже не поможет! — зло отрезал я и выскочил из кареты, даже не подав Акаде руку.

Вечером к нам постучали и пригласили на пиршество. Я попросил слугу подождать у входа и подкрался к спальной комнате, которую теперь единолично заняла «госпожа» моих покоев.

Не успел я приложить ухо к двери, как она распахнулась, и я чуть не упал.

— Как же ты меня бесишь! — зарычала Акада, прикрываясь гигантским веером.

— Ты меня не меньше бесишь, — совершенно искренне признался я, деловито стряхивая пылинки со своего бархатного камзола тёмно-синего цвета и старательно не глядя в сторону «супруги». Видел мельком лишь её высокую причёску, украшенную золотыми цепочками с лепесточками.

— Рюши на Риши, — вдруг хихикнула она, ткнув пальцем в мою ярко-голубую сорочку.

— Очень по-взрослому, — начал закипать я, так как сам пребывал не в восторге от здешней моды, но весь гнев улетучился, когда Акада опустила веер, и я увидел её в праздничном наряде.

Травянисто-жёлто-салатовый градиент плавно перетекал в золото, в искусную вышивку на подоле, в нежные, едва заметные рюшечки-лепесточки, что увивали глубокое декольте; в длинный позолоченный невесомый шлейф, при движении окутывающий бёдра. Юбка платья туго облегала пленительно-округлые формы и расширялась книзу, открывая разрез посередине, а там… там, под прозрачным слоем юбки, красовались стройные загорелые ножки, втиснутые в золотые туфельки на среднем каблуке.

Я постарался вдохнуть как можно глубже, ибо мне резко стало не хватать воздуха.

— Что завис, чалмалюбец? — выстрелила очередной порцией яда Акада и, взяв меня под руку, скомандовала: — Хватит слюни пускать. А то я Моте расскажу, и он укусит тебя за одно место. Они как раз с Манькой злятся, что их в саду поселили. Да и фазан, которым ты вчера разбрасывался, мимо их ртов пролетел. Так что… «не нервируй меня, Муля», иначе пёс с кошкой кое-чем перекусят сегодня. Там, конечно, наесться не получится, только червячка заморить.

Когда находишься под сильным впечатлением, трудно что-либо отвечать. Мне было ужасно стыдно за свою неожиданную бессловесность. Но язык не слушался. И в мозгу вертелась лишь одна мысль: «Почему она так красива?!»

Мы прошли в главный бальный зал, где уже было полно танцующих людей. Хотелось поскорее отыскать Юса, представить ему Акаду и… уже отпустить её, ибо близость этой девушки творила со мной что-то невероятное.