Кошачьи язычки

Но ничего я этого не сделала. На следующий же день я трусливо слиняла, решив, что сами разберутся, каждый сам за себя. Ту кассету я у нее стащила, но не думаю, что Клер заметила пропажу, во всяком случае ни раз — она осталась в берлинском поезде.

И года не прошло, как Филипп подал на развод и съехал с квартиры. Я в такой ситуации первым делом позвонила бы подруге и облегчила душу, причитая по телефону, но Клер у нас не такая. Только через несколько месяцев она соизволила проронить: «Филипп здесь больше не живет». Я, конечно, пыталась разузнать, что же у них произошло, но она, как всегда, меня обломала: «Мы разъехались, вот и все. А как у тебя с работой?»

В предыдущую нашу поездку Нора тоже все рвалась расспросить ее о разводе, готовая взять на себя роль жилетки, но в ответ получила только вежливую холодность. Ни слез, ни трогательных воспоминаний — ничего.

Да, теперь, как разведенной женщине, ей приходится платить больше налогов, это она отметила. Одним словом, Ледяная принцесса.

Нора

Додо поначалу и слышать не желала ни о каких лошадях, но потихоньку вошла во вкус, почувствовав себя заядлой туристкой.

После прогулки вокруг озера ей загорелось прокатиться в катере по каналу. Хорошо, согласилась я, хотя с куда большим удовольствием пошла бы в музей. Лучше так, чем терпеть упреки в том, что я все всегда решаю одна.

Кроме нас и еще пяти или шести туристов в катер сели несколько монахинь. Мы поздоровались с ними как со старыми знакомыми.

Нам выдали маленькие надувные подушки, и началась экскурсия — слава богу, без микрофона. Это просто ужас, сколько в наши дни всевозможных навязчивых звуков, они окружают нас повсюду — в магазине, на вокзале, в кафе, — и никуда от них не спрячешься.

Раньше жизнь была тише и спокойнее. Каждому занятию находилось свое время — время работать и время слушать музыку. Хотя Додо, например, всегда включала радио, даже когда делала уроки. У нее одной из первых появился плеер с наушниками — не выношу эти затычки в ушах. Или взять Даниеля — он даже спать ложится с этой штуковиной. Иногда мой собственный сын кажется мне зомби, как будто им управляет некая посторонняя сила, а не собственная воля. Даже в центре Пиннеберга стало полным-полно увеселительных заведений — закусочных, игровых залов, кабачков, супермаркетов, фитнес-центров. Школьники болтаются там наравне со взрослыми. И повсюду — музыка. Как будто люди панически боятся тишины. Той, которой в конце концов все равно не избежать.

Но что я об этом знаю? Может, там будет вовсе не тишина, действительно что-то вроде музыки сфер — бесконечно прекрасные звуки, по сравнению с которыми даже квартеты Малера — жалкая халтура. И может быть, где-нибудь там мы соединимся с теми, кого любим…

Наш катер скользил по серой воде подобно ладье Харона, мимо заколдованных садов и старинных домов с высокими фронтонами. Над нами кружили чайки, полуденное солнце согревало лица. Какая отрада видеть все это! Но глаза у меня начали слипаться, и на меня вдруг накатила смертельная усталость. Вот бы сейчас уснуть… В последнее время я все чаще чувствую изнеможение, полный упадок всех сил. Может, это один из симптомов?

Не помню, как долго я просидела в полузабытьи. Меня заставил очнуться резкий звук корабельной сирены. Мы как раз проплывали под мостом, когда мой взгляд упал на Клер, и я увидела, что она побледнела мертвенной бледностью. Что с тобой, Клер? Тебе нехорошо?

Она вскочила, спотыкаясь пошла по палубе, встала рядом с Додо у перил, наклонилась, и ее вырвало прямо за борт. Как же это, она же ничего не съела за завтраком, только кофе выпила… Может, как раз из-за голода?..

О боже! Чайки! Громко крича, они уже слетались к катеру. Решили, что Клер бросила им корм.

Клер

«Ленц-9» остался в отеле, запертый в чемодане Я надеялась обойтись без таблеток, подумаешь, пара часов, но этот катер оказался настоящей ловушкой. Мне надо на берег, срочно.

Додо

Можно подумать, она всю душу из себя выблевала, выглядит — краше в гроб кладут. Я отволокла ее в туалет, под палубу, немного отреставрировать свой фасад, а Норе строго-настрого наказала оставаться наверху. Милосердные слова утешения пусть прибережет для своего Ахима — вслух я этого, разумеется, не сказала.

В туалете оказалось так грязно, что от вони меня саму едва не вывернуло наизнанку. При других обстоятельствах Клер ни за что бы сюда не сунулась — еще, не дай бог, запачкает свое белоснежное пальто или пальчики замарает. К моему изумлению она плюхнулась прямо на пластмассовое сиденье, липкое от засохшей мочи — мужики постарались. А потом я страшно испугалась, потому что она заревела. Клер в слезах — такого я никогда не видела. И из глаз у нее посыпались вовсе не осколки льда. Из них хлынул настоящий водопад. Она не просто плакала, застенчиво и благопристойно, она выла так, что сердце разрывалось от жалости.