Кошки тоже были в хорошем настроении. Соломон демонстрировал свою отличную физическую форму, изводя Шебу. Он запрыгивал на нее, собственнически похлопывая по задним лапам, как мальчишка, катающий обруч, когда она двигалась недостаточно быстро. Он входил в комнаты, не скорбно крадясь из-за двери, как делал, когда бывал болен, а твердо, посредине дверного проема, с гордо поднятым хвостом. Когда приходило время кормежки, он вступал в кухню, спустившись по лестнице с видом юного героя в рождественском спектакле. «Входит сказочный принц» – такова была, без сомнения, тема Соломона. Шеба играла в Джульетту. В пустой комнате на стене, выходящей на лестницу, есть маленькое прямоугольное окно без стекла, устроенное там в старину, чтобы свет падал на ступеньки, мы оставили его, потому что нам нравилась подобная замысловатость. Раньше это окошко было Шебе недоступно, но после появления пианино она не замедлила обнаружить, что может теперь стоять на его крышке, смотреть в окно и хриплым сиамским ревом пугать того, кто в этот момент поднимается по лестнице.
Когда же Соломон попытался проделать то же самое при поднятой крышке пианино, то, вспрыгнув на нее, крышка захлопнулась с таким грохотом, что он перепугал сам себя.
Но это так, между прочим. А Шеба теперь придумала игру, при которой всякий раз, как Чарльз поднимался наверх, она неслась впереди него, вспрыгивала на пианино, просовывала голову в окошко и орала на него, пока он не отвечал. Потом она стала не просто дожидаться, пока Чарльз пойдет наверх, а по меньшей мере раз десять за вечер вставать у двери в холл и требовать, чтобы он поднялся.
Итак, Шеба была Джульеттой, Соломон разыгрывал пантомимные выходы, Аннабель, довольная, как ребенок, заглядывала в чужие окна, и все в кои-то веки были в образцовом порядке… Ну и, конечно, именно в это время мы, как и следовало ожидать, опять занялись верховой ездой.
Конечно, это было совпадением. С тех самых пор, как мы съездили в Шотландию, имелась причина, почему мы не могли ездить верхом. У Чарльза болела спина; мне нужно было писать книгу; кошки болели; Аннабель, как мы думали, была беременна, и мы не хотели ее расстраивать. И так случилось, что когда миссис Хоуэлл спросила, не хотим ли мы поездить на ее Рори, нам как раз в тот момент ничто не препятствовало.
У нее было две лошади, Рори и Трой. На Трое ездила ее дочь. Когда же Стелла уехала в школу-интернат, можно было видеть, как миссис Хоуэлл беспокойно, но решительно сама выезжает Троя в соответствии с указаниями привести его в состояние готовности к каникулам. Рори был второй лошадью, приобретенной в качестве товарища для Троя, а также для того, чтобы на нем ездили миссис Хоуэлл и друзья Стеллы, когда Стелла будет приезжать на каникулы.
При покупке Рори миссис Хоуэлл, предвидя периоды между каникулами, когда на нем будут ездить очень мало, поставила условием приобрести спокойную лошадь, которая бы не нуждалась в интенсивных упражнениях. И на начальном этапе так оно и было. Она получила худого черного перетруженного коня, который был только рад, когда его выставляли на пышное зеленое пастбище Моут-хауса, чтобы он поедал там свой клевер, мочил свои длинные черные ноги в росе и беседовал с Троем, когда Трой возвращался с прогулки и нуждался в обществе.
Время, однако, принесло разительные перемены. Несколько месяцев отдыха и хорошего питания – и Рори стал тем, кем был прежде. Молодым тонконогим арабским полукровкой, полным стремления двигаться. Это было, конечно, лестно для Хоуэллов, но означало, что картина поменялась. Миссис Хоуэлл в промежутке между другими своими занятиями лихорадочно выезжала Троя, а затем, час или два спустя, так же лихорадочно выезжала Рори. Если бы мы могли иногда на нем ездить, запыхавшись, предложила она, затормозив его однажды у нашей калитки, это бы сильно ее выручило.
Сможем ли мы на нем ездить? Мы радостно подпрыгнули от такой перспективы! Красивый, черный, длинноногий… Как Соломон, только размером с лошадь, пронеслось у меня в голове… В любое удобное для нее время, с энтузиазмом заверили мы ее.
Как Соломон, только размером с лошадь, – было очень правильным наблюдением. Чарльз ездил на нем, как кентавр, но в первый раз, как я выехала на нем в одиночку, не успели мы добраться до «Розы и Короны», как он сказал, что намерен вернуться домой.
Причиной тому была его привязанность к Трою. Именно поэтому я поехала на нем одна, без Троя. С Троем он становился буйным и пытался скакать наперегонки; один он вел себя лучше. Но лишь до той поры, пока вы не позволяли ему оглянуться и осознать, что Троя нет рядом. К сожалению, эту ошибку я допустила, по коей причине мы теперь кружили на месте: он – полный решимости вернуться и быть со своим другом, я – равно полная решимости направить его за угол.