Принеся к нам домой Джеймса, друзья подумали, что Саджи будет приятно его увидеть, и когда они встретились в саду, так оно и было. Лишь войдя в дом, более крупный и задиристый из ее котят, Соломон, зашипел на него, возвещая: «Смотрите все, он пришел нас похитить», – тут-то и началось. Саджи, в своей роли преданной матери, укусила Джеймса, кто-то укусил хозяйку Джеймса… в последовавшей бурной схватке мы так толком и не разобрали, кто именно, хотя в какой-то степени были уверены, что это была также Саджи, поскольку Джеймс, кажется, был слишком занят, спасаясь бегством по занавескам… Ну и коплендовская салатница оказалась на полу, вдребезги разбитая.
Это было первое из наших сокровищ, которое пошло прахом. Кувшин из бристольского синего стекла и стоявшая на бюро фарфоровая фигурка бретонской пряхи отправились следом в ходе кошачьей гонки по комнате, задуманной Саджи в качестве физзарядки для своих котят. То, что именно она стояла за этой идеей, было очевидно из того факта, что, услышав нечто похожее на сигнал к началу кавалерийской атаки, мы прибегали посмотреть, что сможем спасти. В это время Саджи стояла на углу валлийского буфета, с головой, выставленной, как у инструктора по плаванию, и своим хриплым сиамским сопрано побуждала котят Бежать Быстрее, мол, при Такой Скорости они никогда не поймают мышку и не вскочат на настольную лампу. И не страшно, если они ее опрокинут: старина Чарльз всегда сможет ее починить.
Кувшин он починить не смог. Тот полностью разлетелся и уже не подлежал починке. Чарльз действительно склеил статуэтку бретонской пряхи, у которой отлетела голова. Загвоздка, однако, была в том, что пряха сидела, внимательно склонив голову над своим веретеном, одетая в высокий и тяжелый головной убор. Будучи приклеенной на место, она хорошо держалась в нормальную погоду, но когда шел дождь или с холма наползал туман, как часто бывает в нашей части страны, клей размягчался (это было до того, как изобрели водостойкие смолы), и голова под действием собственной тяжести отваливалась.
Мы вполне привыкли приклеивать ее вновь и вновь, и, право же, нас это не расстраивало. Пришел день, однако, когда мы взяли в дом помощницу. Я в то время работала на полную ставку, и иметь кого-то, кто бы убирал дом, было чудесно. Полы блестели, медь сияла, приятно было возвращаться в такой чистый дом. К сожалению, порадовав наши сердца всего несколько недель, мисс Пирсон сказала, что ей не нравится находиться в коттедже в одиночестве, она привыкла с кем-то поговорить. На мой вопрос, не подходит ли ей компания кошек (Соломон был особенно разговорчив), она сказала, что в этом-то отчасти и состоит беда. Она работала себе в полной тишине, как вдруг раздался этот ужасный вопль. Когда ее сердце немного унялось и она смогла обернуться, то в дверях стоял он и смотрел на нее.
Соломон действительно имел склонность наблюдать за людьми. Зная его заботу о своем желудке, можно было предположить, что он просто старался убедиться, не ест ли никто и ничего у него за спиной. Но я прекрасно понимала, что для человека постороннего зрелище орущего сиамца, неожиданно нарисовавшегося в только что пустом дверном проеме и сидящего прямо, как столбик, с видом кошачьего Фу Манчу[27]
, могло и отпугнуть. Тем более что выражение на его морде говорило: а вам и невдомек, что именно я подсмотрел перед тем, как вы меня заметили…Я объяснила, что Соломон любит наблюдать за людьми, а его завывание было всего лишь разговором – он, вероятно, спрашивал, что будет на ужин и нет ли у нее при себе случайно печенья. На следующей неделе у фарфоровой бретонки отвалилась голова. Это случилось, пока мисс Пирсон была на другом конце комнаты, протирая каминную полку. Она так и приросла к месту, рассуждая, что это, вероятно, проделали духи (похоже, она не догадалась, что голова была приклеена, а я не догадалась ей рассказать). И в это время от двери для довершения эффекта донесся этот леденящий душу кладбищенский вой…
Как обычно, она ушла до нашего возвращения, но вечером вернулась, чтобы поговорить. Сказав о том, что знает – мы ей не поверим и сочтем, что это она разбила украшение. Но не поэтому уведомляет нас о своем увольнении. Когда дело дошло до того, что у нас, помимо сиамских кошек, водятся еще и духи…
Напрасно мы угощали ее шерри и объясняли, что фигурка давно была разбита. Ее нервы больше не выдержат, сказала она. Она уходит работать на грибную ферму.