Кощеева невеста

Чёрт, это было больно! Нет, не от шлепка, от чар: всю руку будто огнём ожгло, из глаз Василисы брызнули слёзы, а Марьяна так и вовсе вскрикнула, пошатнулась и наверняка упала бы, если бы Василиса её не подхватила.

— А ну-ка тише! — Кощей поморщился. — Было бы с чего кричать! Ишь, неженки выискались. Разве ж это боль? Так, ерунда…

И хоть Василиса этого мнения не разделяла, но спорить с мужем не стала. Уже поняла, что перечить — себе дороже. Она взглянула на своё ноющее от боли плечо — и обомлела: на коже красовалась чёрная двуглавая змейка, Кощеев знак. У Отрады Гордеевны она такой же рисунок видела… так вот, значит, как князь помечает свою собственность.

— Ну всё, теперь за стол идите, — Кощей отмахнулся от них, как от назойливых мух, — сейчас его внимание всецело принадлежало Алатане. А та и рада была: вовсю задирала нос, ворковала и жеманилась.

Василисе стало противно: а ведь она когда-то даже помочь хотела, думала, что Алатана — хорошая женщина, а что высокомерная немного, так у всех свои недостатки. Отрада-Отрава тоже вон нравом не мила и нос задирать горазда, зато сердцем чиста и духом сильна. Что ж, значит, Алатане говорить об их планах побега не стоит, а вот Марьяне и Анисье надо будет вечером всё рассказать. Ну, то есть не всё, конечно, а только то, что Весьмир разрешил.

— А давайте все вместе выпьем за здоровье наследника, — вдруг предложила Алатана, лучезарно улыбаясь. — Берите свои кубки. И ты, Василиса, тоже бери. А то, я смотрю, что-то ты сегодня к еде совсем не притрагиваешься. Али голодом себя уморить решила?

Вот змеюка, а! Улыбается, а сама смотрит так пристально — ну и как теперь выкручиваться?

Впрочем, выкручиваться Василисе не пришлось: рука от волнения сама дрогнула, и кубок перевернулся. Хорошо, хоть не попало ни на кого — только на скатерть потекло и немного на пол. Но это злыдницы сразу прибрали.

— Ох, какая же я неловкая, — Василиса зажмурилась, предчувствуя нагоняй. — Простите, я нечаянно…

— За нечаянно бьют отчаянно, — зло огрызнулась Алатана, но Кощей большой беды в опрокинутой чаше не усмотрел. Встал, вложил опустевший кубок в Василисину руку и из своего плеснул до половины — поделился. Ох как Алатану от этой щедрости перекосило. Рожа как у злыдницы стала, глаза такие же — красные, навыкате — и молнии так и мечут. Точно испепелила бы соперницу, если бы могла.

Василиса прямо ждала, какую каверзу та ещё придумает, и предчувствия её, увы, не обманули. Алатана осушила свою чашу до дна, протянула к Кощею руки и, ластясь, что твоя лисица, заговорила:

— Возлюбленный мой княже, исполнишь ли ещё одну мою просьбу?

— Смотря какую, — хмыкнул Кощей.

— Ой, это даже не просьба, а так — просьбишка. Пускай Василиса пойдёт ко мне в услужение. Мне нужна девица бойкая, расторопная, чтобы с нарядами помогала и чтобы поболтать о своём, о женском было с кем. А душа моя к Василисушке с самого начала потянулась. Вижу, девица она добрая. Нам с ней вместе веселее будет.

Василиса забыла, как дышать: нет, ну а вдруг отдаст? Тогда ей точно крышка. Уж Алатана и Ардан найдут, как с ней расправиться, ежели она всё время при княгине будет. Либо едой отравленной уморят, либо голодом. Ну или ещё как — мало ли способов?

Она бросила отчаянный взгляд на Кощея и заметила, что его бледные губы, скривившись, сошлись в тонкую линию, а чёрные глаза будто бы в два матовых камня-агата превратились.

— Жёнам моим положено быть там, где я сказал, — в своих покоях, и точка. Ты хотела быть княгиней, Алатана, — что же, неси теперь свою долю, как я несу. А Василису не трожь — моя она. Коли тебе и впрямь девка в услужение надобна, так это можно легко устроить, — он трижды хлопнул в ладоши. — Подарочек у меня есть.

Ох, не понравился Василисе его тон. Такое чувство, что подарочек Кощей приготовил не простой, а с подвохом.

И точно — две незнакомые злыдницы вывели из дверцы для прислуги какую-то бледную девицу. По лицу и не поймёшь, кто такая. Вроде бы из дивьих — уши-то вон острые и волосы светлые. Но живой девица не выглядела: на бледной, будто бы обескровленной коже проступали синюшные пятна. Движения были какими-то нескладными — будто бы ноги у неё не гнулись. На щеках виднелись яркие звёздочки проступающих сосудов, а на шее багровела полоса, как у висельницы. Определённо, это была мертвячка ходячая, из могилы своей чёрным колдовством поднятая. При жизни, наверное, красивая была, а теперь… эх, никого не красит смерть.

Василисе-то просто грустно стало, и Марьяна тоже носом шмыгнула, а вот Алатана с Анисьей уставились на девицу с раскрытыми ртами. Последняя даже ахнула:

— Батюшки светы!

— Кто это? — шепнула Василиса, дёрнув Анисью за рукав.

Та подняла на неё глаза, полные слёз. Моргнула. С ресниц упали крупные капли, начертив на щеках две влажные дорожки.

— Елька энто, — еле слышно всхлипнула Анисья, её обычно звонкий голос дрожал и срывался. — Та самая, из Невестиной башни. Мир праху её. Эх, значит, всё-таки девчоночку родила, бедняжка…