Они всё-таки обнялись. Значит, помирились? У Яромира словно камень с души свалился.
— Ты права. Знаешь, однажды Радосвет рассказал мне легенду про птицу, из-за которой все войны начинаются. Мол, её пробуждает к жизни ненависть, а победить может только любовь. Наверное, пока в наших сердцах слишком много ненависти, мы так и будем продолжать сражаться со своим прошлым.
— Хотела бы я перестать ненавидеть… — Радмила отстранилась и вдруг щёлкнула Яромира по носу.
— Эй, за что? — Он аж подпрыгнул от неожиданности.
— За мрачный вид. Ты только посмотри, какая вокруг красота. Леса зеленеют, птицы поют, пчёлы жужжат, река под мостом течёт — и это всё наше, родное. Никто у нас этого не отнимет. Пойдём завтра на праздник вместе? И Радосвета возьмём — ему тоже не повредит развлечься, а то скоро заплесневеет в своём дворце. Я сплету нам венки, как в детстве. Будем пить, петь и веселиться до зари. А когда взойдёт солнце, начнётся новая жизнь. Если мы хотим себе лучшей судьбы, колдовская ночь — самое время для прощания с прошлым. Это я тебе как главная чародейка говорю!
Её голос звучал так заразительно, а вокруг и впрямь было так хорошо, что Яромир думал совсем недолго.
— Ладно, уговорила, — протянул он руку сестре. — Пойдём!
Чутьё Лиса не подвело: он снова успел проснуться за миг до беды и вскочить с ногами на деревянный ящик, служивший ему постелью. На полу темницы копошились змейки-кощейки. Чёрно-зелёные, самые ядовитые. Он переместил жизненную силу в оковы на руках и показал змейкам кукиш:
— Что, съели, гады ползучие?
Но сердце не унималось, колотилось как бешеное. А вдруг вверх полезут? Чем их тогда сбрасывать? Не босыми же ногами? Может, цепью, как скорпионов на той седмице?
Такие подарочки ему присылала Доброгнева — верная продолжательница Кощеевых традиций. Лису не давало покоя, что сестра воцарилась в Нави. Но ничего, придёт время, и они поквитаются. Несмотря на скорпионов и змей, а также твёрдое, едва присыпанное соломой, ложе и скудную пищу, сейчас ему было безопаснее в дивьей темнице, чем на воле.
К его счастью, царь Радосвет с Доброгневой знаться не пожелал — видно, запомнил их первую встречу в Волколачьем Клыке. Тогда она чуть не прибила Лиса, который нёс за плечами в плетёном коробе глупого маленького волчонка, случайно попавшего в Навь. Сколько воды утекло с тех пор…
Змейки-кощейки потянули треугольные головы вверх, и Лис затопал ногами — может, не полезут, испугаются? Но пока, кажется, он боялся их больше, чем они его.
И в такие моменты Смерть всегда была рядом.
— Здравствуй, суженый. Опять по твою душу приползли? Ай-яй-яй. Не надумал ещё освободиться? Одно твоё слово — оковы разомкнутся, решётки рассыплются.
— Я уже сто раз говорил: нет!
— Ну мало ли, вдруг передумал?
— А Доброгневу тоже ты надоумила подсылать мне всякую пакость? — Лис угрожающе зазвенел цепью, и ползучие твари отпрянули. Ага, и на вас управа найдётся!
— Что? Нет. Она и сама прекрасно справляется. — Марена присела на край ящика и почесала лобик одной из змеек. — Ути, моя хорошая…
Лиса аж передёрнуло.
— Зачем явилась?
— На тебя посмотреть. Соскучилась. Давненько не виделись. У тебя, вижу, уже и волосы отросли. Тебе так намного лучше.
— Непременно скажу об этом дивьим, когда они в следующий раз решат меня обкорнать.
— Не злись, дорогой. Нельзя сейчас злиться. Дни стоят особенные — солнцеворот как-никак. В это время судьбы так быстро плетутся, что даже я не знаю, кого забирать, а кто ещё поживёт. Вот и пришла на всякий случай: за тобой последить да проводить, ежели вдруг помрёшь.
— Я бессмертный! — Лис беспрестанно звенел цепью, только бы не слышать шипения змей. Во рту у него пересохло, а кувшин с водой, как назло, остался стоять в другом углу камеры — на ящике поменьше.
— Самому не надоело повторять одно и то же? — Марена запрокинула голову, словно собираясь засмеяться, но передумала. Её взгляд стал серьёзным, цепким — от такого мороз бежал по жилам. — Пора было уже понять, что бессмертия не существует. Это просто отсрочка. Так какая разница: сейчас или потом?
— Вообще-то очень большая!
— Я это вот к чему: если ты не хочешь освободиться, чтобы бороться дальше, может, настало время прекратить страдания? Только скажи, и мы твою ниточку Чикчик.
— А может, мне нравится страдать. — Лис уже привык перечить Марене во всём.
Конечно, плачевное положение было ему не по нутру. Но он подбадривал себя, что это не навеки. Он обязательно выберется — без помощи Смерти. Сам.
Марена скривилась, глаза полыхнули синим огнём, но тут же потухли. Ага, значит, злится. Лис усмехнулся.
— Чего смеёшься?! — тут же вскинулась она.
— Да вот подумал, почему в народе говорят «дёргать смерть за усы»? У тебя ведь нет усов.
— Дуралей! — фыркнула Марена. — Коли зубоскалишь, значит, на самом деле почти в отчаянии. Напомню тебе другую поговорку: хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. И это всегда оказываюсь я. Загляну к тебе попозже.
— Уже уходишь? Даже водички не попьёшь?