Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут

Я годами воспринимала оливковые деревья как нечто само собой разумеющееся. Я уважала их за умение противостоять капризам погоды и многовековые отношения с людьми. Но при этом относилась к ним как к обычным, ничем не примечательным растениям. А потом увидела картину Ван Гога, на которой он запечатлел оливы в виде мудрых серебряных созданий. Как и сам художник, они знали цену страданиям, но на том полотне деревья буквально мерцали от переполнявшей их жизненной силы. Посетив оливковую рощу у Сан-Реми-де-Прованс во Франции, которая стала прообразом для картины Ван Гога, я едва не разрыдалась. Передать другим свое ви дение мира – разве может гений преподнести нам более великий дар?

Ветви оливы символизируют мир. Люди тысячелетиями использовали в пищу ее плоды. Мир и пища – идеальное сочетание для Сада Благодарности. Уоррен заказал несколько крепких саженцев, чтобы посадить их вдоль забора и обеспечить нашей семье столь желанное уединение.

Розмарин сильно недооценивают. Это растение радует садоводов не только выносливостью, но и ароматом. Более того, его цветы привлекают пчел, а веточки служат отличной приправой к жареной ягнятине. А если верить Шекспиру, розмарин символизирует память. У мамы на столе всегда стояла ваза с побегами розмарина – в честь тех, кого она потеряла. Шли годы, все больше родных и близких отправлялись на тот свет, и вот уже букет перестал помещаться в старой вазе. В память о маме и других ангелах нашей семьи мы посадили розмарин вдоль новой тропинки.

Под окном гостиной, через которое Джона так любил обозревать свои владения, расположились розы насыщенного красного цвета. Долгими летними вечерами их чувственный аромат будет окутывать наш сад.

Катарина попросила привезти лаванду, которая поражала не только запахом, но и жизнестойкостью. Пчелы не могли дождаться, когда Уоррен закончит сажать большие душистые кусты перед розами.

В память о Новой Зеландии я купила несколько побегов новозеландского льна, который мы высадили вдоль бокового забора. К сожалению, он привык к влажному климату и не торопился разрастаться, в отличие от австралийских трав, которые мы посеяли в передней части сада. Он мерк даже по сравнению с гарденией, которую Уоррен посадил под полукруглой скамейкой. Когда мама умирала, я принесла ей гардению, и она буквально пила ее свежий аромат, словно в нем заключалась сама суть жизни.

Общее впечатление от сада усиливали горшки с суккулентами по обе стороны от веранды. Раскинувшись причудливыми фиолетовыми, зелеными и медными побегами, они выгодно контрастировали с красными кирпичами Ширли.

Оставался только один штрих – центральный элемент нового сада. Мы с Лидией через окно моего кабинета наблюдали за тем, как Уоррен наполняет чашу из шланга и подсоединяет насос. Мы затаили дыхание. Ничего не произошло. Уоррен невозмутимо направился к дому, чтобы поколдовать над электрическим щитком. Послышалось гудение, потом бульканье, и из каменного шара полилась вода.

После этого мы наконец отправились в зоомагазин за золотыми рыбками. Если кто-то будет вам говорить, что у них очень короткая память, не верьте! Каждое утро три оранжевые блестки замирали на одном и том же месте в ожидании кормежки. Рыбки росли, здоровели и учились прятаться от голубей, которые приноровились использовать наш фонтан в качестве купальни.

Итак, Сад Благодарности был завершен. Оторвавшись от экрана, я часто замечала на полукруглой скамейке Лидию. Иногда я присоединялась к ней, и мы оглядывали растения со сдержанной гордостью людей, разделивших акт творения.

А еще мы разговаривали. Из наших бесед ушло былое напряжение, но я по-прежнему чувствовала, что самые важные мысли дочь оставляет при себе…

31

Одержимость

Если у кота плохое настроение – бойтесь. Он найдет, кому отомстить!

Огромный вольер, множество верноподданных, бесчисленные удочки, ленточки и когтеточки – жизнь Джоны определенно удалась. И когда в гостиной появился аккуратный красный манеж со стальными ножками и сетчатыми стенками, он вполне логично рассудил, что для него привезли еще одну игрушку. Свернув хвост знаком вопроса, Джона склонил голову набок, принюхался и замурчал.

– Это не тебе, – сказала я, когда он начал нарезать круги вокруг манежа.

Не обращая внимания на мои слова, кот перепрыгнул через сетку и начал довольно топтаться по мягкому матрасу.

– Вылезай! – закричала я и попыталась вытащить Джону.

Он ускользнул от моих рук и сам выпрыгнул из манежа. Только я хотела похвалить его за столь непривычное послушание, как кот запрыгнул обратно. В манеж, из манежа, в манеж… Джона придумал новую игру, причем такую интересную, что удовольствие можно будет растянуть до конца года!

– Это для ребенка! – сказала я, снова и снова вытаскивая кота из вожделенного «дворца удовольствий».