Кошки-мышки

Вместо привычных джинсов и куртки на Павле был черный плащ с откинутым назад капюшоном, а в руках он держал не фонарь, а самый настоящий факел, напоминая средневекового монаха. Никита не помнил таких требований в описании ритуала. Значит, сумасшедшему маньяку нужен не только результат, но и процесс. Он хочет поиграть, потому и декорации выбрал соответствующие.

Павел торжественно осмотрел пленников. Его губы тронула усмешка, и он велел Никите:

— Вставай!

Можно было бы ослушаться, но какой смысл? Получит пинок сапогом в бок и все равно встанет. А нет — так Павел его волоком оттащит, куда там ему нужно. Никита медленно поднялся, только теперь в полной мере ощутив последствия голодовки: ноги подкосились от слабости, и ему пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Теперь уже незачем было делать вид, что руки все еще связаны: времени искать выход из ситуации, похоже, не осталось. Павел брезгливо поморщился, повернулся к Шариссе и что-то сказал по-французски. Наверное, тоже велел встать, поскольку женщина поднялась и подошла к нему.

— Вперед! — велел Павел, пропуская их перед собой.

Никита шагнул в темноту коридора, которую с трудом рассеивал свет факела Павла. Шарисса шла сразу за ним, Павел замыкал шествие. Пытаться сбежать было бесполезно. Никита понятия не имел, как именно выглядит бомбоубежище, а Павел наверняка знал его хорошо. Нагонит в два счета. Поэтому Никита просто шел вперед, повинуясь командам Павла и стараясь запомнить расположение коридоров.

Бомбоубежище оказалось на удивление большим. Пожалуй, здесь мог спрятаться весь поселок вместе с туристами. Наконец, после очередного поворота, впереди вспыхнул маленький мерцающий огонек. Очевидно, где-то там тоже горел факел.

— Быстрее! — командовал Павел сзади.

Быстрее идти не получалось. Коридор здесь уходил вверх, и каждый шаг давался с трудом. Однако как бы долго они ни шли, но выйти в тускло освещенную комнату все же пришлось. Еще до того, как Никита смог рассмотреть ее обстановку, Павел втолкнул внутрь Шариссу, вошел следом и захлопнул тяжелую дверь.

Мерцающим огоньком здесь оказался не факел, а десятка два толстых свечей, расставленных на полу. Сначала Никите показалось, что расставлены они хаотично, и лишь присмотревшись, он увидел замысловатые рисунки и надписи на грязном бетоне, в которые и были вписаны свечи. Значит, ритуал будет проходить здесь.

Легкий шорох в углу привлек его внимание, и Никита почувствовал, как внутри все сначала похолодело, а затем оборвалось и тяжелой ледяной глыбой ухнуло вниз. В углу большого помещения кто-то лежал. Никита с трудом разглядел хрупкую фигурку, свернувшуюся на полу калачиком, со связанными веревкой руками. Длинные розовые волосы разметались по полу, с губ девушки сорвался стон.

— Яна?

Никита в два счета очутился возле нее, понимая, что, если Павел только попробует что-нибудь сказать, ему будет плевать на все: он его ударит. Но тот ничего не сказал, вообще будто забыл о существовании Никиты, подошел к рисунку из свечей и что-то говорил Шариссе на французском.

Никита бережно приподнял Яну за плечи, одновременно рассматривая на предмет повреждений. Повреждений вроде бы не было. Яна шевельнулась в его руках, с трудом приоткрыла глаза, будто только что просыпалась от тяжелого сна.

— Ник… кита… Андреевич? — прошептала она.

— Тихо, — Никита убрал прядь розовых волос с ее лица, затем повернулся к Павлу и требовательно спросил: — Зачем она здесь?

Павел бросил на него недовольный взгляд.

— Участвует в ритуале, это же очевидно, — отмахнулся он как от надоедливой мухи.

Как она может участвовать в ритуале? Ведь две пары уже есть, он, Никита, приемник, при чем тут Яна?! Все это ему хотелось проорать, но получилось спросить почти спокойно. Павел снова усмехнулся, на этот раз снисходительно. Всем корпусом повернулся к нему и посмотрел почти с жалостью, как смотрят на глупое дитя.

— И что же за ритуал ты нашел? Хотя можешь не отвечать, пожалуй, я знаю: прочитал в книге моего отца, да?

Никита кивнул, по-прежнему бережно удерживая Яну за плечи, а та прикрыла глаза и опустила голову ему на колени. Похоже, Павел ее чем-то опоил и только сейчас она приходит в себя.

— Тогда ты знаешь, что для ритуала нужны пары. Но с чего ты взял, что я остановлюсь на двух?

Никита едва не застонал. Какой же он идиот! С чего он взял? С того, что Яне приснился сон о нем, и Никита почему-то решил, что он станет последней жертвой. Не пятой, а последней. А ведь правда, почему? Потому что ему так хотелось? Так ему не хотелось вообще быть жертвой! Ни первой, ни последней, ни пятой, ни десятой. Может, и хорошо, что его не взяли в следователи? Какой из него следователь?

— Но… если мы с Яной станем третьей парой, кто будет приемником?