Кошки-мышки. Под местным наркозом. Из дневника улитки

В сомнительных случаях, дети, писатель — всего лишь измеритель вони. Той самой, что зовется хлевным духом. Возвращаюсь из Вердена, Клоппенбурга, Оснабрюка, Люнена. Колокола сзывают к вечерней службе. В конце дня нужно еще заехать в гимназию братьев Шолль. По моей классификации: вонь католическая. (Это было 29 августа, за месяц до выборов.)

Ибо на этот раз я не привез с собой ничего, кроме запахов, учуянных моим носом: везде — не только в нарядных особнячках, то открыто глядящих на улицу, то кокетливо прячущихся в зарослях лаванды, тут подчеркнуто холодноватых, там уютно утопающих в зелени, но и рядом с ними и вообще повсюду стоит вонь, потому что и здесь, и там, и по соседству в подвалах лежат трупы, захоронения которых, трижды замятые и семь раз подсчитанные, уже никаким нюхом не учуять, потому что не только в сводчатых подвалах старых зданий, но и подо всеми без исключения только что заселенными новостройками исходно закопаны трупы, распространяющие нечто густое, как тесто, и тем не менее называемое производственным микроклиматом: множественная вонь, которая лишь в местах особо высокой концентрации отмечается манометрами как избыточное давление.

Нет, дети. Это не взрывчатка. Поскольку каждый знает, что в любом подвале что-то хранится, способствуя улучшению общего микроклимата, все условились исходить из наличия каких-то трупов как из факта, то есть говорить уже не о трупах, а о некоей данности, с которой придется считаться каждому, кто начнет копаться в чужих подвалах.

В Ройтлингене или Вехте я сказал: «У вас здесь что-то не так, все почему-то делают мне знаки глазами…» — и услышал: «Тут уж ничего не попишешь. И в других местах так, хоть и по-другому. Не лучше нашего».

Как Моисей разделил воды морские, так и у нас на суше развести в стороны вонь.

В Вердене-на-Аллере, полусонном городишке, где моей задачей было победить перебежчика Ре, который выставил свою кандидатуру от католиков, после собрания в клубе знаменитого эстрадного певца Хельтье я сказал нескольким жителям Бремена, приехавшим вместе со своим свежеиспеченным бургомистром: «Но у вас это можно изменить. Вонь даже сюда доносится…» — и услышал от них, дышащих воздухом ганзейского города: «Так и было, когда мы еще только начинали. И будет еще хуже, только начни копать. К этому привыкают. Одни быстрее, другие медленнее. Поначалу мы тоже задыхались».

Посадить улитку на каменный меч статуи бременского Роланда.

(После выборов, когда на съезде социал-демократов в Саарбрюкене даже наводнение не могло погасить радикализма ярых реформаторов, я сказал примерно в середине речи — и зал аплодировал так бурно, словно хотел овациями развеять вонь:

— Когда я сравниваю дело Больяна из Бремена с делом Литмана из Франкфурта, когда я догадываюсь о масштабе внутрипартийных интриг в обоих случаях и учитываю опыт, приобретенный мною в Берлине или в Баден-Вюртемберге, то местные реликты в сумме образуют довольно обширное кладбище, где как левые, так и правые эпитафии на надгробиях не вызывают у меня никакого пиетета… — Я не упомянул о трупах, тактично ограничившись кладбищами. Венер, которого я бы очень хотел увидеть в роли Моисея, разрывающего завесу вони и проходящего сквозь нее, говорят, в эти минуты что-то себе записал.)

По моей классификации: особая вонь, испускаемая экспертами по очистке атмосферы.

В Вердене я сказал тем бременцам: «Но если мы хотим победить на выборах и если после победы с нашим Вилли на посту канцлера пойдем дальше, то есть сделаем жизнь лучше…» — и услышал: «Такова жизнь. При католиках было бы так же или еще хуже. Так на так выходит. Это же всем известно».

Что люди называют приятным для глаз, что создает теплую атмосферу, что дает ощущение уюта. У Драуцбурга на это особый нюх. Стоит нашему микроавтобусу въехать в какой-либо город, он опускает боковое стекло и раньше меня чует: «Черт меня побери! Да здесь в подвалах лежит парочка вполне созревших трупов!»

Искать труп в собственном подвале и давать ему имя. Писатель, дети мои, это тот, кто ищет трупный запах, чтобы дать ему название, для кого вся жизнь в этом назывании; это условие его существования, от которого в носу появляются трудовые мозоли.

Описать шаг за шагом процесс нелегальной продажи земельного участка: как при свете дня ему дается начальный толчок, как вечером за ресторанным столиком для постоянных гостей сделка входит в диапазон выгодных цен, как этот участок, не меняя размеров, становится жирным куском, как рука руку моет, как спекуляции придается эпитет «общественно-полезная», как вся эта афера вскрывается и после придания гласности вновь затушевывается теми, кто считал себя непричастным к ней — точно так же как жители Бремена, Хагена и Гельзенкирхена кивают на жителей Мёрза: передается как зараза.