Эдуард Николаевич Успенский

Андрей Алексеевич Усачёв

Нетрадиционные, иррациональные сюрреалистические жуткие истории

Художник И. Олейников

Красная Рука, Зелёный Пистолет, Чёрные Шторы… Это самая многочисленная и, безусловно, самая жуткая ветвь страшного детского фольклора. Жуткая потому, что в обыденной жизни люди никогда не встречаются ни с чем подобным. Со скелетами и вампирами мы тоже не часто встречаемся. Но всё-таки понимаем, что такое скелет, откуда он взялся и чего он хочет. А вот чего хотят Чёрные Шторы, живой ли Фосфорный человек и кто его родители — этого не знает ни кто. А раз не знает никто, это и есть самое страшное. Это типично городской фольклор. И дело здесь не столько в атрибутике, сколько в новом мышлении городских детей, выросших в удалении от кладбищ и воспитанных в духе атеизма. Отгороженные бетоном от природы и идеологией от правды жизни, они вроде бы должны были позабыть о тяжком наследии прошлого, обо всех этих жуткостях и необычностях.

Но свято место не бывает пусто. И потребность в страшном нашла новые кошмары — необъяснимые, лишённые как будто бы всякой логики. Как будто, потому что логика и основания для появления нового цикла ужасов всё-таки были. Дату появления этих историй можно порой вычислить с точностью до пятилетки. Год 1934-й и другие. Практически во всех фольклорных историях по ночам исчезают члены семьи: сначала — дедушка, потом — бабушка, отец, мать, старшая сестра…

Ведь никто не мог объяснить маленькому мальчику, куда в реальной жизни исчезла семья, жившая в соседней квартире. Вот тогда-то и появились в нашей стране Красная Рука, Чёрные Шторы, автобусы с чёрными шторками и подземелья, где людей режут на части. Не только сталинская «мясорубка» отразилась в этих историях, но и дефицит — никаких штор, кроме чёрных, никаких перчаток, кроме красных, в магазинах нет. Без преувеличений, по этим рассказам можно изучать новейшую историю СССР. Мы долго думали, по какому принципу расположить эти рассказы: по цветовым признакам, по биологическим, по размерам, и в конце концов расположили их по степени возрастания страшности.

Примечание: С мыслью, высказанной двумя авторами в этом абзаце, один автор — Успенский — не очень согласен. Но так как она изложена сочным языком и почти убедительно, он не очень сильно настаивает на своём несогласии.

Ковёр с чёрной дыркой

Жила одинокая и бедная женщина. Однажды она сильно поссорилась с матерью, и на следующий день мать умерла.

В наследство женщине достался старый ковёр, да и тот с большой чёрной дыркой.

Однажды, когда у женщины кончились все деньги, она решила его продать.

Пошла на рынок и продала ковёр молодой семье с двумя детьми: мальчику — девять лет и девочке столько же.

Ковёр отец повесил над кроватью. Как только семья уснула и часы пробили двенадцать ночи, из дырки на старом ковре потянулись человеческие руки. Они дотянулись до отца и задушили его.

Наутро все проснулись и увидели мёртвого отца. Вскоре его похоронили.

В ту же ночь, после похорон, как только вдова и дети уснули и часы с кукушкой пробили двенадцать, из чёрной дыры снова появились длинные человеческие руки. Они потянулись к шее матери и задушили её. На следующий день, когда дети проснулись, они обнаружили задушенную мать. Приглядевшись, они увидели на шее матери десять кровяных отпечатков пальцев, но никому об этом не сказали.

Через три дня мать похоронили, и дети остались одни в доме. Они договорились в эту ночь не спать.

Как только часы пробили двенадцать, из чёрной дыры потянулись старые человеческие руки. Дети закричали и побежали за соседями. Соседи вызвали милицию. Милиция топором отрубила руки, висевшие над ковром, а сам ковёр сожгла в костре[1].

После всего этого оказалось, что в чёрной дырке была ведьма. А та женщина, которая продала семье ковёр, куда-то исчезла. Потом её нашли мёртвую в лесу с разрывом сердца.

Белая простыня[2]

Жили мать и дочка. Когда дочка подросла, она стала помогать матери по дому: готовить, мыть посуду и пол. Однажды она мыла пол и обнаружила под кроватью, в углу, большое пятно крови.

Она сказала об этом матери. «Ты это пятно не стирай, — сказала ей мать, — а то меня больше не увидишь». Мать ушла на работу. А дочка позабыла её наказ, взяла ножик и поскребла пятно.