Она извлекла на свет зеркальце с ручкой. Я увидел, что одна сторона его испещрена трещинами. Стекло, однако, прочно держалось в раме. На мой взгляд, это противоречило элементарным законам физики, о чем я и сказал Жанне.
— Может, сверху наклеена какая-нибудь пленка? — предположила она.
Я поковырял треснувшую сторону ногтем. Ни намека на пленку. И все же какая-то таинственная сила крепко удерживала осколки на месте.
— А я теперь в нем отражаюсь! — удивилась Жанна.
Она перевернула зеркало. Другая сторона была совершенно целой. Но и в ней девочка отражалась. И я тоже отражался. И в растрескавшемся и в целом стекле. Словом, почти зеркало как зеркало. Во всяком случае, основную функцию свою выполняет.
— Значит, сглаз пока еще не совсем ушел. — И, еще раз задумчиво поглядев на целую сторону зеркала, Жанна засунула его в карман.
— Главное, не забывай все время держать его при себе, — счел своим долгом напомнить я.
— Ох, нелогичный сегодня ты, Федя, — покачала головой она. — То вообще считаешь Пелагею шарлатанкой, а то… «зеркало не забывай держать при себе».
Продолжать этот разговор мне не хотелось. И я поспешил сменить тему:
— Кстати, о разбитом зеркале. Надо будет сделать новое стекло для портрета Жанны д'Арк. Давай я промерю.
Поднявшись с кресла, я потянулся к гравюре. У меня тут же вырвался изумленный возглас:
— Жанка, когда ты только успела? На картине было новенькое стекло.
— Что успела? — уставилась на меня Жанна.
— Не прикидывайся, пожалуйста! — в раздражении проорал я. — Дураком меня считаешь?
— О чем ты, Федя? — сделался еще более удивительный вид у Жанны.
— Конечно, конечно, — совсем обозлился я. — Она ничего не знает. Стекло треснуло. Ты вытащила осколки, и все. Да?
— Ну, да. А что случилось?
С этими словами Жанна наконец удосужилась посмотреть на гравюру. Рот у нее раскрылся. Затем она в полном ошеломлении произнесла:
— Федька, твоя работа? Как и когда ты сумел это незаметно от меня вставить?
— Ты серьезно считаешь, что это моя работа? — постарался как можно спокойней произнести я.
— Но ведь не моя же, — развела руками Жанна. — Мне, знаешь ли, последнее время было не до того.
Потом мы довольно долго молчали. По-моему, любому человеку потребуется время, чтобы переварить такое. И если до сей поры я все-таки склонялся к выводу, что Пелагея нас чем-то опоила, то теперь мне сделалось ясно: даже самое сильное зелье не могло заменить стекло на картине, висевшей в запертой на все замки квартире Тарасевичей. А тогда почему же я должен сомневаться во всем остальном?
— Неужели это тоже сделала Пелагея? — ткнула пальцем в сторону гравюры Жанна.
— Теперь полагаю, что да, — кивнул я.
— Значит, она все-таки колдунья. Настоящая колдунья, — сказала Жанна.
— Или так, или другой вариант, — вновь меня одолели некоторые сомнения. — Пелагея нас опоила. Мы впали в транс. Она вытащила у тебя из сумки ключи. И пока мы смотрели глюки со всякими там крокодильчиками и змейками…
— С кро-ко-диль-чи-ка-ми? — по складам проговорила Жанна. — Никаких крокодильчиков я не видела.
— Это был мой крокодил, — объяснил я. — Он чуть голову мне не оттяпал, перед тем как я утонул в Серебряных прудах.
— Нигде ты не тонул, — отмахнулась Жанна. — Тебе все привиделось.
— Неважно, — перебил я. — В общем, пока мы глючили, Пелагея села в свою машину, доехала до нашего дома, открыла твою квартиру, взяла гравюру, съездила с ней в стекольную мастерскую, починила, вернулась обратно к тебе, повесила картину на стену и…
— Федя, ты сам-то этому веришь? — даже не потрудилась дослушать Жанна.
— Нет, — признался я. — Но я вообще уже не знаю, чему верить.
— Я тоже, — согласилась Жанна. — А то и в мозгах не укладывается.
— Просто крыша едет, — подхватил я.
— Но стекло-то на месте, — вернула меня к действительности Жанна.
— Ага. — Снова поднявшись из кресла, я потыкал пальцем в новенькое стекло и вдруг испытал огромное облегчение. Да как же мы раньше не догадались? Это ведь тетя Оля сделала. Наверняка решила хоть чем-то порадовать Жанну. Она вчера ушла из квартиры позже нас. Вот, наверное, и успела сбегать в какую-нибудь мастерскую. А потом тихонько повесила гравюру назад.
Я поделился своим открытием с Жанной. Выслушав, она облегченно вздохнула:
— Ну вот, Федя. А мы с тобой нагородили каких-то ужасов. Надо сразу, как тетя Оля сегодня придет, поблагодарить ее.
Из передней раздался настойчивый трезвон. Пирс залаял и бросился к двери. Кто-то упорно давил на кнопку звонка. Я посмотрел в глазок и увидел встрепанную Динку. Едва ей отворили, она вихрем ворвалась в переднюю.
— Слава богу, ты дома! — кинулась она к Жанне. Потом, увидав наконец меня, недовольно бросила: — Ну, конечно, и ты здесь. Но, может, и к лучшему. Слушайте, что скажу, — затараторила она. — Мы со Светкой и Славкой на Серебряных прудах нашли сумку Толяна.
— Что-о? — в один голос протянули мы с Жанной.
— То самое! — выпалила Динка. — Мы там гуляли, вдруг видим: из снега что-то торчит. Славка копнул рукой. Смотрим — сумка. Похожа на волобуевскую. Открыли, там его тетради, учебники и дневник.
— И что? — спросил я.