Космический десант

— Грег, я знаю, что ты винишь себя в гибели своих людей, но ты не виноват, уверяю тебя. Ты был образцовым офицером и принял единственно правильное решение, действуя сообразно сложившейся ситуации. Подумай на досуге, и ты сам поймешь, что по-другому ты поступить не мог. Не имел права. Обещаешь? Обещаешь подумать?

— Обещаю, — буркнул Лукас в надежде побыстрее отделаться от Кинана, Ему требовалось сейчас побыть одному.

Кинан снова вздохнул, потом ободряюще улыбнулся Лукасу и вышел из кают-компании.

* * *

Воспоминания о том, что случилось сразу же после разыгравшейся в шаттле трагедии, упорно не желали возвращаться к Лукасу, а вот прибытие на базу Церрон и суд он вспомнил в один из последующих дней до мельчайших подробностей.

Особенно неприятно было вновь перенести шок, который он испытал, услыхав приговор. Лукас уже почти смирился с тем, что ему придется отбывать срок, и объявление судьи о том, что заключение заменяется реабилитационной терапией, прозвучало как гром среди ясного неба. Реабилитация означала покушение на самое дорогое, что есть у человека — его разум, его личность, и при одной мысли об этом Лукаса охватывал ужас. Он буквально умолял адвоката, Льюиса Форнея, чтобы тот подал апелляцию о пересмотре приговора и возвращении его первоначального варианта. Форней же и слушать об этом не хотел.

— Уверяю вас, Капитан, нет абсолютно никаких причин для беспокойства. Реабилитационная терапия — проверенный, хорошо зарекомендовавший себя метод, который предоставит вам возможность вернуться к нормальной жизни. Заключение же такого шанса не дает. Нужно быть безумным, чтобы выбросить из жизни двадцать лет. Горечь, которую вы испытываете сейчас, не идет ни в какое сравнение с той злобой на всех и вся, которую вы накопите за годы пребывания в тюрьме. Поверьте мне, реабилитационная терапия— лучшее, на что вы можете рассчитывать в вашем положении.

Лукас не поверил Форнею, но выбирать ему не приходилось. Прямо из зала суда его доставили в госпиталь базы, а на следующий день подвергли тщательному медицинскому обследованию, попутно мучая вопросами, на которые он не отвечал.

К вечеру он чувствовал себя настолько измотанным, что даже обрадовался, когда его заперли в изолированной палате, которой предстояло стать его домом на протяжении всего курса реабилитационной терапии. Строгого вида медсестра принесла ему ужин, но он не притронулся к еде. Час спустя она забрала поднос, храня величественное молчание. Когда дверь за ней закрылась, Лукас впервые за весь день немного расслабился, надеясь, что его оставят В покое хотя бы на предстоящую ночь. Как бы не так. Через полчаса соизволил явиться Ренар.

— Мистер Лукас, я — доктор Алек Ренар, — представился он. — Буду вашим терапевтом. Я подумал, что вы, вероятно, несколько обеспокоены тем, что вас ждет в ближайшие недели, поэтому решил заглянуть к вам. У вас есть какие-нибудь вопросы?

Лукас словно воды в рот набрал

— Неужели ни одного вопроса? — Ренар приподнял бровь, видя, что Лукас не намерен разговаривать с ним. — Разве вас не интересует, к примеру, характер лечения или продолжительность вашего пребывания здесь?

Лукас не отвечал. Вопросы у него, конечно, были, но они лишь выявили бы Ренару его страхи, его слабости, которые Ренар наверняка использовал бы против него.

— Значит, сотрудничать со мной вы не намерены? — спросил Ренар. — Мне уже доложили, что вы не горите желанием помочь нам. А ведь мы стараемся для вашей же пользы. Впрочем, я понимаю, что вы не доверяете мне, но тешу себя надеждой, что вы пересмотрите свою линию поведения. Сейчас самое важное для вас — расслабиться и отдохнуть, чтобы быть готовым к нашей работе. Сестра даст вам снотворное, и я прошу вас не отказываться от него. Спокойной ночи. Увидимся утром.

Ренар ушел, а спустя минуту появилась медсестра. Лукас хотел было отказаться принимать таблетку, несмотря на «просьбу» Ренара, но вместе с сестрой пришел здоровенный охранник-санитар, угрюмый вид которого не оставлял сомнений в том, что он не потерпит возражений со стороны пациента. Лукас взял таблетку и проглотил ее, не спуская глаз с хмурого детины. Через пятнадцать минут он уже крепко спал.

Проснувшись от того, что кто-то вошел в палату, Лукас с трудом разлепил веки, и его затуманенному взору предстал все тот же громила в белом халате, стоящий возле койки. Лукас попытался приподняться, но мышцы, ставшие будто ватными, не повиновались ему. Вряд ли он заставил бы себя сдвинуться с места, если постель вдруг занялась бы огнем.