Космос-хаос. Уничтоженное пастбище

Исследователям слова не нужны были. Делали шаг за шагом и присматривались к окрестностям. Джон догонял Ному, ведь он спешил, как резаный кабан. А с охотничьим болтающимся рюкзаком это смотрелось уморительно. Джон захлебывался дождем и не понимал, как моросящая благодать вдруг резко обращалась в дьявольский ливень. Но это была лишь иллюзия, лишь неудачный мираж. Джон шел, и помимо груза на его спине, помимо тяжелого перевешанного дробовика, череда волнений сбивала его с пути. А вдруг они подхватили радиации там, где не пискнул дозиметр? А вдруг они погибли, а это был последний сон? Последний кошмар?

Один такой раз Зунага едва не упал в снег. После мысли о Обирвойском радиоактивном фоне темная вспышка толкнула его. Исследователь поскользнулся и покатился в сторону по льду. Закрыл глаза и упал. Джон после лежал на камнях проделанной тропы. Через лед в камнях вылезал побледневший росточек. Зунага приоткрыл глаза и протянул руку.

– Ты в порядке?

Над Джоном стоял Нома, а точнее, его расплывчатый силуэт. Зунага увидел потемневшую руку товарища и взялся за нее, поднялся и устоял на ногах. Лед теперь продолжал дорогу.

– Держись за меня, – Обычный заглянул в дозиметр. – 0.48 микрозиверт, мы идем по льду. По очень неприятному.

– Спасибо.

Таким товарищем Джон дорожил. Он не оставил его в беде, а нагрузил на себя. Зунага надеялся, что его мысли не прибавили Номе несколько килограмм.

Исследователь шевельнул к тропе. По ней было идти легче. Вперевалочку, Зунага на Номе как дополнительный груз. Но затруднительным были, по крайней мере, для Джона, окоченевшие конечности. Они превратились в ледышки, грубо обмотанные кожей, в набитых перчатках исследователь не чувствовал своих пальцев. Уплотненный, теплый и, главное, защитный костюм не справлялся с гуранскими холодами. А что стоило делать тем, кто остался нагим. И выжили ли они за десятилетия гуранского беспамятства? Смотря на монстра, напавшего на исследователей в Обирвойске, все было возможным.

Равнина проявила стоящую деревушку. Зунага поднял голову, хотя шея болела и ныла. Деревянные домики с железными крышами стояли забытыми, темные окна казались глазами, в высоком заборе зияли светящиеся дыры. Над поваленным и сломанным частоколом вырисовывалось селение. Как сказал Нома, Безымянное. И в этом был некий смысл. Туман создавал иллюзию дымка, выходящего из полуразрушенных труб домов. Кусты под тупыми и половинчатыми колами поросли и образовали заснеженную изгородь. Стройная красноватая трава заполонила селения, здесь она превращалась в метелки и качалась в слабом ветру.

Чем ближе подбирались исследователи, тем больше искаженные дома выставляли заброшенную деревню. Сугробы сияли единственной луной Гурана, они заполнили окна и проемы. Снег окропил поваленные остовы и целые домики, дурной дождь скатывал с крыш и бревен снежные ручейки. Представление о деревне было неточным, детали перемешались в себе. Селение, за которым еще ухаживали, из остовов превращалось в нетронутое чье-то обиталище.

– Брат, ты еще цел?

Нома оперся о частокол у входа в деревню. Джон понял, как он надавил на товарища.

– Ты уже меня считаешь… братом? – простонал Зунага и окинул потемневшую в его глазах деревню. Бессильные колья навалились друг на друга, как домино.

– Да, – ответил Нома.

– Тогда, ты мне тоже брат… – Джон выдавил улыбку. Оцепеневшие мышцы лица стянули губы.

Нома поплелся за лунным сиянием, открывающим вход в безымянное селение. Слой снега хрустел под ногами, исследователь шуршал и судорожными ногами поднимал вихрь опавших осадков, лед затвердел белоснежными кристаллами и трещал под резиновыми сапогами. Нома с Джоном на нем приблизились к домам. На удивление, снега было меньше, чем за частоколом. Прокрались ужасные мысли, что в селении был или даже есть хозяин – слепой, но хозяин. Мутированные звери обжились рядом и гнездятся, поджидая путников?

– Раз, два, три… – Нома прошел дальше, пропустил несколько хижин и положил Джона у одного домика, начал считать их. Зунага видел деревянные руины, с темными глазами и ртами, с лунным светом в крышах. – Десять, одиннадцать… Джон, тут…

– Одиннадцать домов? – Джон внезапно спросил.

И Нома сразу ответил:

– Не-а, двенадцать. Или тринадцать. Небольшая.

Зунага вздохнул, но вдруг внутри его легких застучало. Ребра сжимались и бились в кожу, промерзлое тело просило о помощи. Уязвленное все кричало, будто выплескивало весь гнев Зунаги.

– Да ты у нас хорошо запоминаешь детские считалочки, – провел Джон. – И математик хорош. Как жаль, что я не могу пересчитать.

Нома вытрусился. Он выдерживал холод, а Джон не мог пошевелить и пальцем. Как же было жаль Обычного, даже окровавленным не оставит исследователя на попечение Смерти.

– А нет, там пригорок возвысил деревню и за ним стоит четырнадцатый. Покошенная хибарка.

– А я тебе… г-г-говорил.