— По святым праздникам — в храм Вседержителя, а по языческим дням — фонарики за борт, — уточнил Элия. — Две веры, два Бога — широко живёте…
— Наш родоначальник погребён в море, — сказал Броук. — Во имя Благих Вод, задолго до того, как Звезда взошла. Этого не изменить. Да и символ веры — не одна Звезда, Благие Воды тоже.
— Вот видите, государыня, дитя моё, — сказал Элия. — Даже высшую знать порасспроси — и увидишь: они не в единого Бога веруют. И Иерарх Святой Земли знает, и все знают. Нас не только оттого называют еретиками, что при Риэле Чайке случился раскол. Ещё и оттого, что Благие Воды так в символе веры и остались. И дракончик этот морской — это ж не просто пустячок.
— Конечно, нет, — улыбнулся Раш. — Это память наших предков и душа нашего моря, которую и Господь-Вседержитель нам не запретил.
Элия взглянул на него неодобрительно.
— А меня так учили, что Путеводная Звезда взошла над Благими Водами и что они в её лучах тоже святы, — сказала я. — У нас на Светлом Мысу все так считают. Я думала, так и положено.
Вот видите, государыня, — сказал Элия. — Говорят, что Прибережье, как и Междугорье, просто иначе молится по канону Сердца Мира и Святой Розы. Это не так. Для веры Святой Земли Благие Воды в лучшем случае — остатки язычества. В худшем — злая ересь. И… Тех… обитателей Благих Вод…
— Полегче, батюшка наставник, — перебил Броук. — Те — это Те. А Отец Благих Вод хранит наших моряков и души, ушедшие в море.
— Ни Эгмонд, ни покойный государь мне такого не рассказывали, — задумчиво сказала Виллемина.
— Государь наш Гелхард веровал по канону Святой Земли, — сказал Элия. — По классическому чину, во имя Сердца Мира и Святой Розы. Несчастный мессир Эгмонд был не слишком крепок в вере, но если уж вспоминал, то следовал каноническим обрядам. Покойная государыня Ленора, выйдя замуж за государя, была очень набожна, но потом…
— Предала веру потом, — жёстко закончил Броук. — Ушла в темноту.
— И даже ты веруешь в силы Благих Вод, дорогая Карла? — уточнила Виллемина.
— Конечно, — сказала я. — Если Отец Благих Вод дал уцелеть душе Валора, как я могу в него не верить.
Элия посмотрел на меня с такой укоризной, которая — почти отчаяние:
— Милое дитя, хоть при наставнике Святого Ордена не поминайте сумеречные силы во имя Господа!
— Хорошо, — сказала Виллемина. — Я поняла. На каждом из вас, драгоценные мессиры, и на тебе, милая Карла, нарисованы мишени. Вы все — наполовину язычники. С точки зрения Святой Земли и Перелесья, это ведь повод для преследования, верно?
— Не стоит обсуждать это с Преосвященным, прекраснейшая государыня, — сказал Раш.
Виллемина мило улыбнулась и подняла на него детские глаза:
— Но, драгоценный мессир Раш, я ведь об этом ничего не знаю! Мне никто не рассказывал. Все во Дворце соблюдают канон, я не знаю ни единого язычника. Покойный государь, покойная государыня и мой несчастный супруг были крепки в вере. Прочее — дань истории нашей страны и легенды, которые бытуют в народе.
Броук откровенно любовался ею, а Раш чуть-чуть одобрительно кивнул. Элия хмурился, но не спорил.
— Так вот, — продолжала Виллемина. — Как бы то ни было, я попытаюсь убедить Преосвященного, что… что не нужна мне коронация в резиденции Иерарха, — вдруг сделала она вывод. Неожиданно резко. — Я напишу письмо святейшему отцу нашему Иерарху Агриэлу, он следует канону Путеводной Звезды и Благих вод. В этом каноне, во имя Господа и всех светлых сил Прибережья, меня и коронуют. Я решила.
— Это нам любви Иерарха Святой Земли не добавит, — рискнул возразить Элия.
— Да, — сказала Виллемина. — Но любовь Прибережья мне важнее, чем любовь Святой Земли, которой мне, еретичке, всё равно не видать. Я благодарна вам всем, дорогие друзья, вы помогли мне решить правильно.
Элия явно не думал, что правильно, но Броук и Раш улыбались и переглядывались. Они были совершенно согласны со своей государыней, видно без подзорной трубы.
— Следовательно, — продолжала Виллемина, — я приму Преосвященного как частное лицо, просто гостя. И ты, дорогая Карла, будешь со мной. Если нас незаслуженно считают адептами тёмных сил — возможно, заслужить это звание было бы самым верным решением.
— Рискованно, — сказал Раш.
— А в какие дни полагается пускать в море фонарики, прекрасный мессир? — спросила Вильма самым невинным тоном. — Мне так хотелось бы посмотреть! Ах, весной… ну что ж. Подождём до весны.
И больше уже никто не возразил.
Преосвященный наставник оказался нестарым ещё типом. В балахоне из драгоценного пурпурного бархата, Око Господне — громадный сияющий бриллиант, размером с настоящий человеческий глаз, в оправе из белого золота, тоже засыпанного бриллиантами. И на руках куча сияющих перстней: во имя Сердца Мира — рубин, во имя Святой Розы — топаз, во имя Отца Небесного — сапфир, синий, как вечернее небо. В общем, нехило он был экипирован.
Монашеское рубище у него стоило как небольшой, я думаю, приморский город.